В другом псалме, 28(27), который иногда считают заимствованным ханаанейским гимном, восхваляется голос Господа, который заглушает рокот моря, сотрясает пустыню, раскачивает рощи и ломает кедры, и легко вообразить себе, что это описание явления Господа в грозе:

Всего в этом псалме семь раз повторяется словосочетание «голос Господа», что Дж. Дэй предлагает сравнивать с семью громами в свите ханаанейского Ба’аля [30] . В свою очередь, повергаемые в тексте кедровые леса Ливанского хребта — мифологический топос священной битвы; уже в древнейших месопотамских сказаниях о Гильгамеше герой отправляется рубить ливанские кедры, чтобы сразиться с их покровителем Хумбабой. «Голос YHWH», таким образом, воспроизводит действия божественного воина.

Библейский Господь и напрямую характеризуется как воин и победитель, то есть аналог Ба’аля. Так, один из потенциально древнейших библейских текстов — «Песнь о Море» (Исх. 15) — воспевает победу Господа над египтянами, возглашая:

Псалом 24(23) фиксирует, предположительно, некий момент ритуала, в котором Господь представал как царь-воин, возвращающийся с победой в свое святилище. Идет перекличка голосов — по-видимому, изнутри и снаружи ворот:

Остается загадкой, что значит требование к воротам «поднять свои головы» (древний Ближний Восток не знает дверей, открывающихся через верх); возможно, имеется в виду, что воспеваемый божественный воин превосходит собой размер ворот, так что требуются усилия, чтобы он смог войти [34] . В этом образе может просматриваться элемент солярной символики. Исследователи обратили внимание, что эту же фразу — «поднимите ваши головы» — говорит угаритский Ба’лу божественному собранию, отправляясь на сражение с Ямму, олицетворением негативной силы моря. Ф. М. Кросс предполагает [35] , что аналогичный клич сопровождал победное возвращение Ба’лу и, таким образом, может быть обращен не к самим воротам, а к заседающему возле них совету богов.

Как небесный воин, Господь может также восседать на колеснице (Авв. 3:15), стрелять из лука (Пс. 18(17):15, Плач 3:12–13, Зах. 9:14 и др.), метать копья (Авв. 3:11, 14). По-видимому, от грозового божества Господь унаследовал и яркую психологическую черту — гневливость. В библейских текстах гнев божества приобретает космические масштабы и упоминается несколько сотен раз, не считая различных синонимов. Гневом божества могут объясняться и политические неудачи, и стихийные бедствия, даже (Пс. 90(89)) чувство бессмысленности жизни. Но одновременно именно в гневе Господь одерживает свои победы. Таким образом, Ему присуще своего рода боевое исступление, гибельное для тех, на кого оно направлено, будь то «свои» или «чужие». В образности божественного гнева заметны элементы, связанные с огнем (гнев божества пылает) и с грозой (Господь гремит). Так, предвещая гибель Ассирийской империи, пророк Йеша-Яѓу восклицает:

Хотя, по-видимому, в пророчестве речь идет о масштабных стихийных бедствиях как манифестации Господа в качестве владыки исторического процесса, пророк избирает для этого древние метафоры, связанные именно с грозой и огнем, — и тем, по-видимому, продолжает и развивает ханаанейские образы, существовавшие в народной религии. Хотя образ бога-воина соответствует известному нам Ба’алю, библейский Господь по текстам кажется даже более гневливым и огнепылким; эти черты могут восходить к протообразу YHWH, существовавшему до сложения библейского монотеизма.