Второй сильный толчок произошел в марте 2008 года. Bear Stearns, некогда один из самых известных и авторитетных американских инвестиционных банков, оказался на грани полного краха. И снова в основе проблемы лежали сложная финансовая инженерия и чрезвычайно заемный капитал, а также неадекватное понимание, небрежный надзор и небрежный учет в условиях чрезвычайного риска, который все это влекло за собой. И снова потребовались резкие действия центрального банка - на этот раз Федеральной резервной системы под руководством председателя Бернанке - чтобы восстановить спокойствие, пока ситуация не вышла из-под контроля.

В отличие от экстренных мер ЕЦБ, принятых семью месяцами ранее и включавших в себя вливания ликвидности, вмешательство ФРС предусматривало более широкое использование государственного баланса. Важно отметить, что она предоставила финансовую поддержку (с защитой от потерь) для свадьбы между обанкротившимся Bear Stearns и надежным JPMorgan Chase.

Центральные банки надеялись, что эти два очень внезапных и тревожных потрясения, а также исключительный характер ответных мер политики побудят банки к планомерному снижению риска. Вместо этого банки, похоже, стали подвержены тому, что экономисты называют "моральным риском", то есть склонности брать на себя больший риск из-за предполагаемой поддержки со стороны эффективного и решительного механизма страхования.

Пожалуй, нет лучшего примера этого явления, чем то, что Чак Принс, тогдашний генеральный директор Citigroup, одного из крупнейших банков мира, за которым пристально следят, рассказал в интервью на первой полосе газеты Financial Times. Комментируя перспективы возникновения проблем в будущем, он сказал: "Когда музыка остановится, с точки зрения ликвидности все будет сложно. Но пока музыка играет, нужно вставать и танцевать. Мы все еще танцуем". 1 И когда музыка действительно закончилась, Чак Принс потерял работу, а Citi едва не обанкротился.

–

По сути, в ход пошли старые добрые человеческие слепые пятна, неадекватное мышление, когнитивная узость, высокомерие и институциональная негибкость. Их потенциально катастрофическое воздействие было усилено чрезмерным риском, связанным с неправильным распределением финансовых стимулов, классическими проблемами принципала и агента и чрезмерным краткосрочным подходом. В результате на местах происходили кумулятивные ухудшения, которые уже намного опережали способность всей системы адекватно осознать проблему и наверстать упущенное. Таким образом, последствия стали пугающе очевидными для всех.

К лету 2008 года речь уже не шла о предотвращении кризиса; мир перешел в режим полного управления кризисом, причем в таких масштабах, которые мало кто считал возможными в нашей современной глобальной экономике.

Такого потенциального экономического бедствия не было со времен Великой депрессии. Он противоречил глубоко укоренившимся представлениям об эффективности и саморегулируемой природе современного капитализма. Он предъявлял огромные требования к антикризисным управляющим, которые все еще не до конца осознавали масштабность проблем. И это касалось некоторых руководителей частного сектора, которые были либо слишком слепы, либо слишком горды, чтобы осознать масштабы безответственного бизнеса, который происходил у них под носом во время их пребывания на руководящих постах.

–

В результате множественных банковских сбоев и впечатляющих банкротств, включая беспорядочный крах инвестиционного банка Lehman Brothers в сентябре 2008 года, быстро стало очевидным, что финансы поставили мир на грань многолетней великой депрессии. В процессе этого популярное представление о центральных банках превратилось из помощника устойчивого процветания в нечаянного соучастника, позволяющего безответственным финансистам играть в азартные игры с судьбой нынешнего и будущих поколений.

Внезапное народное возмущение, включая обвинения в том, что финансовые власти оказались на стороне массового "захвата регулятора", 2 сопровождалось паникой среди центральных банкиров, которые не только не имели достаточных инструментов первого реагирования на чрезвычайную ситуацию , но и обладали лишь частичной информацией о важнейших экономических и финансовых связях.

Отметив, что стенограммы заседаний ФРС за 2008 год (документ объемом 1 865 страниц, обнародованный в 2014 году) представляют собой "одно из самых подробных изображений страха и растерянности, царивших осенью 2008 года", Робин Хардинг написал: "Когда рухнул Lehman Brothers, Федеральная резервная система США с трудом осознавала опасность, стоявшую перед мировой экономикой". 3

Борьба за понимание всех масштабов бедствия сочеталась с необходимостью мысленно перевернуть ряд вопросов - перевернуть, бросив вызов многим устоявшимся и укоренившимся представлениям.

Стенограммы заседаний 2009 года, опубликованные в марте 2015 года, показывают, что чиновники Федеральной резервной системы сильно обеспокоены и настроены весьма пессимистично, пытаясь справиться с экономикой, "закручивающейся в спираль экономического кризиса в японском стиле". 4 Председатель Йеллен, которая в то время входила в состав FOMC в качестве президента ФРС Сан-Франциско, отметила, что быстрый, V-образный подъем маловероятен и что "даже постепенное U-образное восстановление маловероятно". Она добавила, что, применяя агрессивные политические меры, "мы отчаянно пытаемся завести велосипед в гору, а не нажать на педаль газа на мощном спортивном автомобиле".