Весь перевалившись на правый подлокотник кресла, эмир молчал и лишь перебирал толстыми пальцами в перстнях свою черную бороду. Мне казалось, он обдумывает какой-то убедительный ответ. Сейчас разговор достиг кульминационной точки, вплотную подошел к вопросу: большевики или англичане? Третьего не дано! Так в ком искать опору? Кому вверить свою судьбу?

Точки зрения были предельно ясны, высказаны напрямую. Стороны окончательно размежевались, и сейчас оставалось лишь аргументированно, убедительными средствами загнать друг друга в тупик.

Первым такую попытку предпринял эмир.

— Возможно, вам известно, — начал он издалека, — что в середине прошлого века в центре Бухары, на площади Регистан, были обезглавлены два английских офицера — полковник Стоддарт и капитан Конноли. Это событие всколыхнуло не только Англию, но и всю Европу, кое-кто поговаривал даже о том, что пора «образумить» бухарского эмира. Ведь эти двое англичан были как бы первыми наместниками Великобритании в наших краях! Но не успела утихнуть буря, вспыхнувшая из-за этого убийства, как нас постигла новая беда: на Туркестан хлынула Россия. Преградить ей путь не удалось, и вскоре Бухара тоже оказалась под крылышком белого царя. Такова судьба любой страны, у которой не хватает сил отбросить врага. Кто поможет? Кто поддержит? — Потное лицо эмира снова побагровело. — Но аллах свидетель, ничего худого мы не видели от белого царя. Он о нас заботился по-отечески. Тем более прискорбно, что неожиданные и страшные события в России не только ее погубили, но и нас лишили надежной опоры. Судите сами: какой помощи можно ждать от разбойников, которые так жестоко расправились с династией после ее трехсотлетнего существования?

— Как знать! — заметил посол. — Быть может, именно эти, как вы изволили выразиться, разбойники и могли бы стать для вас надежной опорой. Большевики готовы помочь любому народу, отстаивающему право на самостоятельное, независимое существование.

Эмир желчно рассмеялся.

— Знаю я их! Сами ловят журавлей в небе и другим сулят то же самое: какие-то эфемерные блага, какое-то там равенство… Обман! Пустыми обещаниями и красивыми словами они дурачат людей! — Кушбеги не сводил глаз со своего эмира и все время угодливо кивал головой в знак того, что полностью разделяет его мысли. — Если, как вы говорите, большевики считают, будто каждый народ должен сам определить свою судьбу, то почему в таком случае они не предоставляют самостоятельности Туркестану?

— Этого я не знаю, — сказал посол. — Положение в Туркестане мне пока что мало знакомо.

— Зато мне оно знакомо досконально! — поторопился вставить эмир, видимо решив, что своей компетентностью быстро загонит Мухаммеда Вали-хана в угол. — В Туркестане по существу ничего не изменилось, если не считать того, что прежде там правили наместники белого царя, а теперь правят большевики! Как говорится, хрен редьки не слаще!

— Простите, ваше величество, но вы берете лишь внешнюю сторону проблемы. В действительности же все много сложнее. Вот вы говорили о дружеских отношениях с белым царем. Но на чем они основывались? Да на том только, что подачками и прочими благодеяниями Россия как бы приручала восточных правителей, пыталась задушить их в своих «ласковых» объятиях. Старый, испытанный способ порабощения! — Эмир бросил на посла откровенно злобный взгляд. Но посол не смутился. Он продолжал: — Покойный эмир Хабибулла-хан правил Афганистаном около двадцати лет, но так и не сумел по-настоящему овладеть браздами правления, не имел даже права самостоятельно устанавливать взаимоотношения с соседями. Чуть не каждый вздох он должен был согласовывать с Лондоном. А ведь у любой страны есть свои обычаи, своя специфика, свои потребности, и англичанам не понять интересов Афганистана, не проникнуться чаяниями его народа. Вот из какой простой истины нам следует исходить! И потому первая задача — взять бразды правления страной в свои руки, а не полагаться на добрых дядей из Англии.

Посол умолк и пристально посмотрел на эмира. Кажется, наконец-то броня его маниакального упорства дала трещинку. Надо ловить момент. И Мухаммед Вали-хан поспешил продолжить:

— Недавно наши захватили одного русского офицера, бежавшего в Мазари-Шариф. Его взяли не за попытку к бегству, он был замешан совсем в другом деле. В его комнате нашли чемодан с документами, среди которых были копии отчетов, какие отправлял в Петербург генерал-губернатор Туркестана. Один из таких отчетов мы прихватили с собою, чтобы ознакомить с ним ваше величество. — Посол посмотрел на меня. — Господин капитан свободно владеет русским языком, его отец был одним из тех, кто вместе с эмиром Абдуррахманом-ханом бежал в Туркестан. Детство капитана там и прошло…

Эмир окинул меня долгим холодным взглядом, а посол, взяв из моих рук папку, продолжал:

— Господин капитан перевел на персидский язык один из отчетов, отправленных генерал-губернатором белому царю. С вашего разрешения и во имя самой истины я приведу лишь некоторые выдержки, касающиеся Бухары.

Эмир не возразил, но и не выразил согласия, и, быстро раскрыв папку, посол приступил к чтению:

— «Внутренняя автономия, которая была оставлена в Бухарском ханстве после его разгрома русскими в 1868 году и которою ханство пользуется до сего времени, несомненно налагает на бухарских эмиров заботу о благе своих подданных. Однако я должен с полною откровенностью верноподданнейше доложить Вашему Императорскому Величеству, что никогда еще, как в настоящее время, под покровительством русского правительства, бухарский народ не был доведен до степени такого обеднения и одичания. Причина сего кроется в следующем: полагаясь на поддержку русских штыков, эмир менее всего интересуется делом управления своей страной…»

— Ложь! — воскликнул Саид Алим-хан, и пена закипела в уголках его рта. — Кто же, если не эмир, управляет страной?

Испуганно и подобострастно кушбеги поддержал своего повелителя:

— О аллах! Какая гнусная клевета! И чего только не приходится услышать человеку, пока он жив!

А посол продолжал, будто не замечая гневной реакции бухарцев:

— «Охладев к своему народу, бухарский эмир уже на продолжении многих лет направляет свое внимание на приобретение популярности и влияния не в Бухаре, а в России и отчасти в Турции, жертвуя сотни тысяч то на мечеть в Петербурге, то на строительство Геджазской железной дороги…»

— И буду жертвовать! — прервал эмир, задыхаясь от ярости. — Я не имуществом генерал-губернатора, доставшимся ему от отца, распоряжаюсь, а своими деньгами!

Он изливал свою злость на господина посла, хотя и знал, что не он был автором этого донесения. Мухаммед Вали-хан видел, что эмир окончательно утрачивает самообладание, но чтения не прерывал. Наоборот, голос его звучал все более уверенно:

— «Все это привело к тому, что несомненно очень богатая страна с трудолюбивым населением, Бухара, коснеет в невежестве, ее народ стонет под тяжестью непомерных податей, еще более растущих из-за алчности и крайней недобросовестности туземных…»