Капитан закивал головой:

— Да, конечно… Далеко не все могут не то что сидеть за одним столом с Сурейей-ханум, но просто даже видеть ее лицо без чадры!

— Вот именно… — Полковник испытующе посмотрел на меня. — А вот господин капитан много раз видел жену эмира, верно? Ну, когда, например, вы видели Сурейю-ханум в последний раз?

— Вчера, — сказал я.

— Нет, — возразил полковник, — вчера вы могли видеть ее лишь с чадрой на лице. Я же хочу знать, когда в последний раз вы ужинали с нею за одним столом.

— Еще до поездки в Индию.

— Вот это совсем другое дело! — невесть чему обрадовался Эмерсон, будто я ненароком выдал военную тайну. — И, если вам будет угодно, мы перечислим всех, кто в тот вечер ужинал у эмира! — Он пододвинул к себе табуретку, поставил на нее левую ногу и, опершись о колено локтем, исподлобья глянул на меня. — Но я не перестаю размышлять над тем — почему все-таки господин капитан согласился на сегодняшнюю встречу? Ну, во-первых, он не трус. И во-вторых, всей душой предан эмиру. Веские мотивы? Веские! Тем более не вижу логики в том, что вы пришли. На своих собственных ногах!

— Интересно, а вы на моем месте не пришли бы? — Спросил я, почувствовав, что хватит молчать: надо переходить в контрнаступление. — Интересно, как поступили бы вы, ощутив, что над вашей головой навис острый меч?

— Я? — Полковник язвительно усмехнулся. — Ну, видите ли, ваше положение не было безвыходным. Быть может, я на вашем месте отсиживался бы какое-то время во дворце. Или, в крайнем случае, уехал бы на фронт. Спрятал бы семью в надежном месте — и уехал. Ищите ветра в поле!

Беседуя с начальником полиции, мы как-то иначе представляли себе начало моей встречи с англичанами, но полковник с первых же слов опрокинул все наши версии. Правда, такой вопрос тоже нами обсуждался, мы его предвидели и решили, что я буду ссылаться на чувство элементарного страха. Но в запасе был и другой аргумент. Почувствовав, что момент для маневра наступил, я посмотрел прямо в глаза полковника и заговорил:

— Видите ли, я рассудил просто: если вы сумеете по достоинству оценить мои услуги, тогда есть о чем подумать. Но именно в этом-то я и не убежден. Честно говорю: я не убежден в том, что моя игра будет стоить свеч. С другой стороны — эмир… Тоже, как говорится, бабушка надвое гадала! Мой бедный отец столько лет верно служил Абдуррахману-хану, деду нынешнего эмира, а чем кончил? Последовал за ним в Туркестан, не один год скитался, а ничего не выиграл, наоборот — все проиграл! Как отблагодарил его Абдуррахман-хан? — Я требовательно: посмотрел на полковника, будто это он разорил моего отца, — Бросил больного, нищего на чужбине, а сам уехал. А когда мы вернулись в Афганистан, Абдуррахман-хан ничем нам не помог! И я невольно спрашиваю самого себя: могу ли сделать для нынешнего эмира больше, чем мой отец сделал для Абдуррахмана-хана? И что получу взамен?

— Ну, вас, конечно, вознаградят по заслугам.

— Как знать… — задумчиво сказал я, и мне показалось, что полковник слегка усмехнулся.

Отбросив ногой табуретку, он вновь заходил по комнате, потом остановился подле меня и уже собрался было заговорить, но я решил опередить его:

— Говоря начистоту, у меня есть более близкий советчик, чем эмир. Быть может, вы слышали это имя — Азизулла-хан? — Я вопросительно глянул на полковника, но он стоял, не поднимая глаз, и лицо его ничего не выразило, когда я упомянул дядю. — Вот с кем я часто беседую на разные темы, — он ведь родной брат моей матери! Азизулла-хан многое повидал в жизни, и он в высшей степени наблюдательный человек. Надо сказать, что поначалу он был против того, чтобы я ехал на Независимую полосу, а потом подумал и сказал: «Езжай… Тебе полезно убедиться, что нам не на кого опираться!» И оказался прав. Я убедился в этом воочию: действительно, там нет сил, на которые мы могли бы рассчитывать. Народ не желает воевать, он не знает, за что, собственно, он должен воевать, что это ему даст, кроме жертв. А уж в каком состоянии находятся войска — об этом я могу не говорить, сами знаете: самолетов нет, современных дальнобойных орудий нет, да и винтовки-то в большинстве допотопные. А у вас… Ну, чем располагаете вы, это я тоже видел! Какое может быть сравнение!.. — Я снова глянул на полковника, но выражение его лица оставалось застывшим, как лицо кади, читающего Коран. И тогда я продолжил свою тираду: — Вот и задашься вопросом: как преградить путь такой армаде, имея в своем распоряжении неорганизованную и неоснащенную армию в пятьдесят — шестьдесят тысяч человек? Ведь у вас-то есть возможность противопоставить нам полумиллионную! Да еще какую!..

Верил мне полковник или нет, но слушал он внимательно, а в конце, как мне показалось, моя аргументация заставила его призадуматься. К тому же — в этом я не сомневался — Эмерсон был знаком с моим дядей Азизуллой-ханом, который несомненно посредничал с англичанами. При нашей последней с ним встрече дядя в очередной раз поносил эмира и осторожно намекнул, что в ближайшие дни во дворце возможны такие перемены, что мы и доехать-то до Москвы не успеем и вынуждены будем не солоно хлебавши вернуться в Кабул. Вот почему я и заговорил о дяде. Я полагал, что наше с ним родство поможет мне втереться в доверие к Эмерсону и иже с ним. С другой стороны, я понимал, в каком трудном положении оказался. Слова эмира о скале, с которой меня могут сбросить, — эти слова невольно приходили на память.

После долгого молчания полковник как бы между прочим спросил:

— Когда едете в Москву?

— Пока еще неизвестно.

— И кто же именно?

Я надорвал подкладку своей каракулевой шапки и извлек из-под нее бумажку со списком имен.

Полковник Эмерсон приблизился к лампе, пробежал глазами по бумажке, затем достал из своего кармана какой-то свой листок и протянул его мне. И я увидел не только имена, но и адреса всех, кто должен был ехать с послом.

Возвращая мне мой измятый листок, полковник желчно сказал:

— Спрячьте его понадежней…

— Стало быть, не доверяете! — с легкой обидой в голосе сказал я. — Проверяете меня, боитесь — обману.

— Не прикидывайтесь простачком, господин капитан! — неожиданно взорвался полковник, и глаза его сверкнули. — Доверчивость вообще — удел глупцов! А вы… Вы далеко не глупец, именно поэтому эмир и послал вас сюда. Да-да!.. Но и я тоже не так наивен, чтобы верить, будто вас привели благие намерения. В одно лишь я верю твердо: игра в прятки не может продолжаться бесконечно. Со дня на день все станет совершенно ясно. Точнее говоря — вы станете ясны. И если я сочту возможным довериться вам, то есть если вы докажете нам свою искренность, можете твердо рассчитывать на любую поддержку со стороны правительства Великобритании. Да-да, — снова повторил он и добавил: — С вами говорит не простой полковник, ищущий в вашем лице верного нукера, а официальный представитель Великобритании. А вы, надеюсь, понимаете, что значит завоевать доверие такого государства. Так что еще раз повторяю: для меня лично, для полковника Эмерсона, вы, собственно, не представляете никакого интереса, у меня и без вас хватает нукеров, там, дома. Но вы можете быть полезны моей стране, и этим неблагоразумно пренебрегать, особенно если вспомнить, что отец нынешнего эмира — эмир Хабибулла-хан — свалился бы со своего престола задолго до выстрела в Джалалабаде, если бы его не поддерживало правительство Великобритании.