Шрифт:
— Прости, — пробормотала, зажмуриваясь. Что за наваждение! И что Ромка теперь про меня будет думать?
— Тебе не за что извиняться. Я сам виноват — и вчера, и сегодня. Говорю же, надо было молчать и дальше. А я умудрился открыть ящик Пандоры и теперь стараюсь срочно закрыть его обратно.
Горячие волны проходили по моему телу только от одного голоса Ромки. Хотя нет — он ещё продолжал держать меня за руку. Не гладил, не сжимал — просто держал, и всё.
А я боялась открыть глаза. Вдруг открою — и меня опять унесёт в неведомые дали?
— Давай, доедай свою ватрушку. — Ромка отпустил мою ладонь, и я вновь испытала разочарование. — И будем возвращаться в офис. Ты только… не переживай и не смущайся больше, ладно? Всё по-прежнему. То, о чём я тебе сказал вчера, — оно ведь много лет было, но ты не знала.
— А теперь знаю… — пробормотала я.
— Знаешь, но это единственное отличие от всего, что было и раньше.
«Иногда этого хватает», — подумала я, но больше ничего говорить не стала. Открыла глаза и, не глядя на Ромку, впилась зубами в ватрушку, уже не выбирая бок посимпатичнее.
25
Надежда
Ящик Пандоры…
Рома всё верно сказал.
Вот живёшь ты себе, живёшь, и не задумываясь о чём-либо, потому что нет нужды. А потом слышишь всего пару фраз — и открываешь в себе абсолютно новое знание.
Оказывается, Рома всегда мне нравился. Не только как человек, но и как мужчина. Иначе моя реакция на его своеобразное признание была бы совершенно иной.
Вот как так? Если бы мне о подобном кто-то рассказал или я прочитала что-то такое в книге — не поверила бы. Уж за двадцать-то лет можно сообразить, разве нет? Рома ведь сообразил, и, как я понимаю, давно. А я ничего не понимала, пока он не сказал.
Я тупая?
В чём причина моей слепоты? В том ли, что я вся была в Косте и детях? А может, в том, что Рома никак себя не выдавал? Ни разу я не замечала ни жарких взглядов, намёков тоже не было. Да ничего не было, кроме дружеского общения и полнейшего взаимопонимания по рабочим вопросам! Но у Семёна со мной то же самое. Или… нет?
Задумавшись, я анализировала собственное отношение к обоим коллегам, с которыми много лет сидела в одной комнате и видела их по восемь часов пять раз в неделю, и пришла к выводу, что отличия всё-таки есть. Их сложно сформулировать, но они есть.
С Ромкой у нас было больше точек соприкосновения, и разговаривать с ним мне нравилось сильнее. По правде говоря, я даже любила те дни, когда Семёна не было в офисе… и сама не понимала почему. До недавнего времени — не понимала.
Мне всегда нравилось, как пахнет Ромка, — тогда как туалетная вода Семёна в некоторые чувствительные для женщин дни вызывала у меня раздражение и головную боль.
И, наконец, обнимать и целовать Ромку — не трудовая повинность для меня. Других коллег я чмокала по праздникам, потому что так полагается, и только Ромку — с удовольствием. Без задних мыслей, но тем не менее…
Мелочи, да? Несомненно, мелочи. Но даже такие мелочи о многом говорили, особенно теперь. По сути, они стали первыми признаками приоткрытого ящика Пандоры. Но, что со всем этим делать, я не знала. Да и не только я — Ромка тоже не знал. Поэтому и молчал, что ситуация всё равно безвыходная. Но теперь вдобавок к нему мучусь и я тоже. Всё рассуждаю о том, что было бы, если бы…
Мы ведь познакомились здесь, в «Сове», оба уже будучи в браке. Я вскорости забеременела, у Ромки родился сын спустя пару лет, когда я работала из дома, официально находясь в декрете. Даже тогда уже ничего нельзя было сделать, а сейчас и подавно.
Впрочем, сомневаюсь, что в то время у Ромки имелось ко мне что-то существенное. Скорее, обычная симпатия… которая с годами переросла в нечто большее. Да, наверное, так. Вот только спрашивать у него об этом я не стану.
И без подобных разговоров у меня появилось ощущение, что Ромка своим случайным признанием закрутил воронку, как при рождении тайфуна, — и теперь, что ни предпринимай, пока тайфун не прокрутится, хорошенько переломав при этом всё на своём пути, не иссякнет.
26
Надежда
Чтобы отвлечься, когда возвращалась домой, решила полистать соцсети. И чёрт меня дёрнул зачем-то зайти на страницу Оли Шиззи, то есть Лиззи.
Её страница в запрещённой сети пестрела стандартными фотографиями человека, который зарабатывает блогерством, — всё такое красивое, блестящее, как из журнала, выверенные до миллиметра позы, одинаковая улыбка на всех снимках. Такая загадочная — полуоткрытые пухлые губы, жемчужный блеск зубов. И обязательно, на каждой фотографии, провокационное декольте. Ну, кроме тех снимков, что сделаны на улице, естественно. Если в помещении, то всё полуголое. Особенно меня впечатлила фотография, выложенная утром: Оля Лиззи и её завтрак, овсянка с клубникой. Снято было сверху, и, глядя на снимок, зритель невольно нырял девушке прямо в вырез и только потом, достаточно там погуляв, замечал собственно завтрак.