Звонкая пощёчина пришлась по правой щеке. Ощущение, что царапины лопнули, и теперь вся кожа на лице заболела с удвоенной силой. Я тихонько застонала, бросив ненавидящий взгляд на леди Ирису, которую моя реакция взбесила ещё больше. Она будто упивалась моей болью.

— Я повторяю вопрос. Как ты смеешь появляться здесь, да ещё ходить по этой дороге с едва надвинутым капюшоном?

Она срывала на мне злость… Я её понимала, поэтому оставалось набраться терпения и выслушать её тираду с должным смирением. Герцогиня наклонилась, схватила меня за подбородок, провела ногтем по одной из царапин с таким лицом, будто ей самой это причиняет боль, но иначе она не умеет.

— Никто и никогда не вызывал во мне столько ненависти, как ты, Джесселин. Почему у тебя её лицо?

— Может, потому что мы близнецы? Вы меня носили под сердцем так же, как и её, — ответила невозмутимо, и герцогиня вновь замахнулась.

Но позволить себя вновь ударить я не могла, откинулась назад так ловко, что ногти герцогини прошли в миллиметре от моей кожи. Леди Ириса сжала кулак, но предпринимать новых попыток рукоприкладства не стала.

Но даже осознание, что она хотела вновь ударить, было болезненным. Не для моей самооценки, а для ребёнка, что жил внутри меня. Что каждый день надеялся на любовь, ласку и заботу. Мне отчаянно не хватало чего-то своего. Мне очень хотелось стабильности. Засыпать и просыпаться без страха перед завтрашним днём. Жить без бремени проклятия.

Когда-то в детстве, когда я поняла, что к чему, я мечтала, чтобы эта женщина смотрела на меня с таким же обожанием и любовью, как на свою любимую дочь — Эрелин. Я жаждала её внимания. Но время шло, и я всё отчётливее осознавала тщетность своих надежд.

Порой, когда я засыпала и закрывала глаза, уходила мысленно в своё воображение, где у меня есть семья, папа, мама и сестра… мы с сестрой играем, а потом нас вместе укладывают родители — целуют в лобик, желают добрых снов и говорят, что мы — их самые большие сокровища на свете.

Но всё это говорили не мне, а Эрелин. Мне доставалась лишь глухая ненависть от бессилия.

— Тебя пожалели и не убили, а ты… ты смеешь огрызаться, хотя в твоей жизни есть всё. Ты — свободна, сыта, одета… но всё время претендуешь на большее. Из-за тебя я и моя любимая девочка живём в постоянном страхе… Как же сильно я тебя ненавижу!

— Знаю, — отозвалась вновь с весельем. — И поэтому мне вас жаль. Эта ненависть вас когда-нибудь сожрёт.

— Или сожаление, — даже не пыталась иронизировать герцогиня и, подняв взгляд вверх, словно у самих небес спросила: — Ну почему мне не хватило мужества и отваги свернуть тебе шею ещё в люльке?

Вопрос был риторический. Отвечать на него я не собиралась.

Мне иногда казалось, что так действительно было бы легче. Для них, для меня. Но о своей жизни я не жалела. Жизнь, какая бы она ни была, — это высший дар. Она одна-единственная, нужно ценить каждый миг. Я ещё не совсем это умела, но надеялась, что научусь.

В будущем. Я стану сильнее.

— Если бы не ваша схожесть, было бы легче. Но ты украла не только всеобщее спокойствие, но и её внешность!

— Я не крала, — заявила с вызовом и инстинктивно приготовилась отклониться, ожидая новой пощёчины, но герцогиня сдержалась, лишь сжала сильнее кулак. — Это она кое-что украла у меня.

Мою магию…

Окружающие считали, что природа щедро одарила Эрелин не только красотой, но и магической силой — после восемнадцатилетия ей поступало несколько предложений весьма выгодного брака, но родители не торопились с выбором, отдали дочь в Раманскую академию магии… рассчитывали на брак с самим раманским принцем. И не прогадали.

Ей удалось пленить самого завидного холостяка Райвима!

Распространять и выставлять на всеобщее обозрение портреты королей и членов их семей запрещено, поэтому я не знала, как выглядит его высочество. Но слухи о нём ходили: невероятной силы маг, способный открывать порталы из любой точки, красавец, сводивший с ума всех леди Рамании, а также искусный воин с телом бога. В пятнадцать он сбежал в военную академию, гонимый славой отца, чтобы не быть в его тени, и уже в восемнадцать окончил её с отличием.

Но по слухам относился к этому так… играючи, словно к развлечению. Настоящей его страстью были даже не женщины, а магия. Он поступил в Раманскую академию, но, опять же, по слухам, бывал в РАМе нечасто. Самого выдающегося мага обучали личные наставники, с которыми он развивал три магических направления — зоомагию, боевое и артефакторное.

Ему сейчас около двадцати двух, он на последнем курсе академии и готовится заняться государственными делами.

Откуда я всё это знаю?

Эрелин… о, она с удовольствием рассказывала, как проводит вечера подле его высочества, как он сходит по ней с ума и даже сделал ей предложение — пока неофициальное, между ними. Всем этим она делилась с родителями и прислугой, но и мне доставалось — выплёвывала буквально в лицо, как жарки его поцелуи и как она тает в его объятиях.

— Ничтожная плата за то, что ты осталась жива, — заключила герцогиня и отвернулась, словно пытаясь взять себя в руки.

После короткого броска я вновь вела себя смиренно, напоминая себе, что сегодня сбегу. Обязательно!

— Не думай, что я — злодейка. Я имею право тебя отчитывать, — отчаянно пытаясь задушить свою ярость, сказала почти ровно леди Ириса. — И ты обязана была сегодня сидеть в часовне и не высовываться! Во дворец вот-вот прибудут гости.

Я вдруг вспомнила о Яре. Интересно, а он будет на маскараде? Вдруг он тоже один из приглашённых? Хорошо, что он не знает Эрелин и, соответственно, когда увидел меня — не узнал во мне герцогскую дочь. Иначе бы мне действительно было несдобровать.