Шрифт:
Весною 1945 года Эренбург вложил много сил, помогая частным порядком Ирине Эренбург удочерить еврейскую девочку-сироту. Фаня Фишман выросла в Ровно (Западная Украина). После оккупации города немцами ее мать и обе сестры были убиты, а Фаня с отцом бежали в леса. Два старших брата стали солдатами — один сражался в рядах Красной армии, другой — Польской; оба прошли всю войну и закончили ее в Берлине. Отец Фани не выдержал зимы в лесу; Фаню взяли к себе партизаны. Узнав о судьбе девочки, Эренбург забрал ее и привез в Москву, поместив вначале в еврейской семье одного московского инженера. Однако там не нашли к Фане подхода, не поняв, что после многих месяцев, проведенных в лесу, девочка нуждалась не в строгом воспитании, а в терпении и внимании.
Эренбург вновь вмешался в ее судьбу, забрав к себе. Он заботился об ее образовании и помог отыскать ее братьев, которые вскоре после окончания войны приехали повидаться с сестрой. Они уговаривали Фаню уехать в ними в Палестину, но безуспешно: за время жизни с Эренбургами Фаня привязалась к Ирине, оставшейся бездетной после гибели мужа, и, когда Ирина предложила удочерить ее, согласилась. Фаня Фишман осталась в Москве, получила медицинское образование и стала известным кардиологом. Ее братья и по сей день живут в Израиле [545] .
545
Фаня Фишман. Интервью, данное автору в 1986 г. в Москве; Иосиф Фишман. Интервью, данное автору в 1985 г. в Хайфе (Израиль). Эфраим Фишман. Интервью, данное автору в 1985 г. в Тель-Авиве. См. также: Ehrenburg Il., Grossman V. The Black Book. New York, 1980. P. 357–358.
Весною 1958 г. самолет, в котором Эренбург летел из Тегерана в Париж, сделал часовую посадку в аэропорту Лидда под Тель-Авивом. Как сообщила местная газета «Хаарец» (Haaretz) Эренбург вместе с четырьмя спутниками провел этот час на аэродроме в буфете (Haaretz. 1958, April 1. P. 5). У другой газеты — «Jerusalem Post» — был заготовлен более подробный отчет о пребывании Эренбурга в аэропорту под Тель-Авивом. В заметке под сенсационным заглавием «Дочь Эренбурга напрасно его ждала» «Jerusalem Post» сообщала, что Эренбург отказался покинуть аэропорт и встретиться с дочерью, которая, писала газета, «прибыла в Израиль под чужим именем, чтобы избежать огласки». Далее делалось предположение, что Эренбурга, возможно, ждала не родная дочь — ее нет в Израиле, — а приемная, которую он в дни войны подобрал тяжело раненой на поле боя под Москвой. В 1948 г. девушка, узнав, что один из ее братьев обосновался в Израиле, с помощью Эренбурга выехала из России и соединилась с братом. Эренбург — по слухам — был очень расположен к своей приемной дочери, и его отказ встретиться с ней объясняется тем, что его сопровождают двое телохранителей, по всей видимости, тайные агенты НКВД.
«Jerusalem Post» раздула известный факт в клеветническую легенду. Эренбург действительно помог Фане Фишман, но она оставалась в Москве. Никакой дочери у Эренбурга в Израиле не было. Эта заметка имеется в архиве «Jerusalem Post». Однако в выпусках газеты автор ее не обнаружил. Возможно, умный редактор не дал ей ходу.
Черная книга
В конце 1944 года Эренбурга разыскал в Москве Шломо Перлмуттер, подросток, сражавшийся в партизанском отряде. Эренбург только что побывал в Литве, где ему в руки попалась брошенная книга на древнееврейском. Он не читал по-древнееврейски и попросил Перлмуттера перевести ему титульный лист. Оказалось, что эта книга, озаглавленная «Сиротство», была напечатана в Каунасском гетто и посвящена учителю древнееврейского языка. Взяв из рук Перлмуттера книгу, Эренбург показал ее писателю Борису Горбатову, как раз заглянувшему «на огонек». «Вот видите, мы действительно книжники, — сказал ему Эренбург. — Покажите мне другой такой народ, который, запертый на бойне в преддверии массового уничтожения, станет печатать книгу. Нет такого другого народа» [546] .
546
Шломо Перлмуттер. Интервью, данное автору в 1983 г. в Тель-Авиве. См. также его записи в журнале (на древнееврейском языке) Yalkut Moreshet, 1982, июнь. С. 7-45, декабрь. С. 37–62.
А война продолжалась. И участвуя в Еврейском антифашистском комитете, Эренбург сосредоточился на важном деле. Под его руководством более двух десятков писателей — хотя борьба с гитлеровцами еще далеко не закончилась — стали работать над «Черной книгой», сводом документов о величайшей катастрофе, постигшей советское еврейство: полтора миллиона евреев были убиты так называемыми Einsatzgruppen, четырьмя расстрельными командами, которые следовали за вторгшимся на советскую территорию германским вермахтом.
Подобное совместное усилие было в Советском Союзе беспрецедентным. Используя связь с Еврейским антифашистским комитетом, Эренбург создал свой писательский комитет без официального разрешения и без руководства, назначенного «сверху». «Черная книга» открывала писателям возможность сказать правду о том, что с ними происходит. Пройдет еще немало лет, прежде чем советские писатели осмелятся заговорить о преступлениях Сталина с такой же страстностью и прямотой. Писать о гигантских концлагерях в Воркуте и на Колыме они не могли, но писатель Василий Гроссман, побывавший в Майданеке и Треблинке после освобождения их Красной армией летом 1944 года и одним из первых разговаривавший с теми, кто остался там в живых, теперь знал и мог рассказать о том, как проводились немцами массовые уничтожения [547] .
547
См. очерк В. Гроссмана о Треблинке (The Black Book. Op. cit. C. 399–429). Этот очерк был также опубликован в Советском Союзе отдельным изданием. См. также: Cathala J. Sans fleur ni fusil. Paris, 1981. C. 371. В августе Эренбург предложил Катала послушать рассказы солдат о том, что они увидели в Треблинке. К ним должен был присоединиться и Гроссман, но, вернувшись из лагеря, он почувствовал себя дурно — приступ неудержимой рвоты — и вынужден был лечь в постель.
Яркие картины геноцида, основанные на материале, предоставленном Эренбургом или самостоятельно собранном, создали и другие писатели. Абрам Суцкевер подготовил свыше двухсот страниц текста о нацистских зверствах в Литве, Овадий Савич побеседовал со спасшимися от смерти в Латвии, Маргарита Алигер занялась показаниями, поступившими из Бреста (Белоруссия). Приняла участие в работе над «Черной книгой» и дочь Эренбурга Ирина. Она побывала в Каунасе, где французские евреи оставили перед казнью надписи на стенах тюремных камер. Скопировав эти надписи, она, вернувшись в Москву, перевела их на русский язык. Сам Эренбург подготовил для публикации бездну материала: письма детей из Белоруссии, письма солдат, утративших свои семьи, показания тех, кто в занятых немцами городах, поселках и деревнях чудом спасся от геноцида. Вот одна из историй о еврее, которого прятала от нацистов жена, не еврейка, — история, рассказанная с почти библейской лаконичностью и выразительностью:
«Наталья Емельяновна спрятала мужа в яме под печкой. Там он провел два с лишним года. Он сидел согнувшись; нельзя было ни лечь, ни встать. Когда он иногда ночью выходил наверх, он не мог выпрямиться. От детей скрывали, что их отец прячется в подполье. Однажды четырехлетняя девочка, заглянув в щель, увидела большие черные глаза. Она закричала в ужасе: „Мама, кто там?“ Наталья Емельяновна спокойно ответила: „Я ее давно заметила — это очень большая крыса“. <…>
Наталья Емельяновна заболела сыпняком. Ее увезли в больницу. Детей приютила соседка. Исаак Розенберг по ночам вылезал наверх и ел клей на обоях. Так он продержался две недели. А Наталья Емельяновна, лежа в больнице, терзалась: вдруг она в бреду расскажет о муже?
В сентябре 1943 года части Красной армии подошли вплотную к местечку Монастырщина — узел дорог, немцы здесь оказали сильное сопротивление. Шли бои. У дома Розенберга стояли немцы с орудием. Наталья Емельяновна взяла детей и, как другие жители Монастырщины, убежала в лес. Она вернулась, когда в местечко ворвались красноармейцы. Она увидела еще дымившуюся золу и печь: дом сгорел. Исаак Розенберг задохнулся от дыма. Он просидел в подполе двадцать шесть месяцев и умер за два дня до освобождения Монастырщины советскими частями» [548] .
548
Ehrenburg Il., Grossman V. The Black Book. Op. cit. C. 256–257. Cm. также: ЛГЖ. T. 2. С. 357–358. Этот эпизод, включенный Эренбургом в главу о «Черной книге» в свои мемуары, в публикации «Нового мира» был опущен и восстановлен при издании Собрания сочинений в 1966 году.