Внимание Эренбурга уже захватывали другие сюжеты. Возник новый враг, и с ним предстояла более сложная борьба.

Несколько позже, в марте 1946 г., Уинстон Черчилль принял приглашение выступить в речью в Вестминстерском колледже, частной художественной школе небольшого городка Фултона (штат Миссури). Хотя в результате выборов июля 1945 г. Черчилль уже не был премьер-министром, в Соединенных Штатах его принимали как приехавшего с визитом главу государства. После встречи с президентом Трумэном в Вашингтоне они вместе, в сопровождении внушительной свиты помощников и журналистов, отправились поездом через пол-Америки в Миссури (родной штат Трумэна). 2 марта Трумэн сам представил Черчилля аудитории, перед которой тому предстояло произнести речь — речь, в которой Черчилль, говоря о присутствии войск Советского Союза в Восточной Европе, употребил слова и выражения, памятные и по сей день. «От Штеттина на Балтике и до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес. За этой линией лежат все столицы древних государств Центральной и Восточной Европы, — сказал Черчилль, — и все они подчинены — в очень высокой, а в некоторых случаях все возрастающей степени — контролю Москвы» [595] .

Реакция на речь Черчилля последовала немедленно, особенно на его предложение, чтобы Соединенные Штаты и Великобритания вступили в новый военный союз. Многих членов Конгресса его слова неприятно поразили. Элеонора Рузвельт резко его раскритиковала. Даже те, кто поддерживал идеи Черчилля, считали, что ему не следовало произносить подобные речи, стоя рядом с президентом Соединенных Штатов. Советская пресса вовсю честила британского лидера; «Правда» заклеймила его как «поджигателя войны против Советского Союза», жаждавшего роспуска Организации Объединенных Наций [596] . В интервью корреспонденту «Правды», озвученном по радио, Сталин сравнил Черчилля с Гитлером, заявив, что бывший британский премьер стремится развязать войну с Советским Союзом. Желая смягчить эффект, произведенный речью Черчилля на Кремль, Трумэн тайно пригласил Сталина выступить в Соединенных Штатах, предлагая лично, как прежде Черчилля, представить его слушателям. Сталин от этой чести отказался [597] .

Спустя месяц Илья Эренбург совершил свой первый и единственный визит в Соединенные Штаты, который был частью первых культурных обменов с Советским Союзом. В предшествующем, 1945 году, три американских редактора посетили Москву «с целью представить взгляды американской свободной прессы русским официальным лицам и редакторам» [598] . Теперь по приглашению Американского общества редакторов газет советское министерство иностранных дел отправляло трех журналистов в Америку. Эренбург представлял «Известия»; поэт, романист и драматург Константин Симонов — «Красную звезду», завершал список представлявший «Правду» генерал Михаил Романович Галактионов. Эренбург и Галактионов прибыли на советском самолете в Берлин, где к ним присоединился вызванный из Японии Симонов. Из Берлина недавно назначенный в Москву новый американский посол генерал Уолтер Бидл Смит доставил их на своем личном самолете в Париж.

Посольство Соединенных Штатов организовало гостям короткий отдых во французской столице. Это был первый визит Эренбурга в Париж за истекшие шесть лет. Первым делом он разыскал своих пожилых сестер. Изабелла и Евгения пережили войну; Мария, самая старшая, — пропала без вести: она, вероятно, была депортирована гестапо. Друзья Эренбурга рассказали ему, как прятались от немцев, об облавах, об участии в Сопротивлении, Эренбург также не остался в долгу, дав двухчасовую пресс-конференцию в советском посольстве, на которой говорил «о войне, о восстановлении, об отношении советских людей к Франции» [599] . В России, сказал он, сражались все. «Из тридцати двух писателей», работавших в «Красной звезде», «семнадцать погибло на фронте» [600] . А вот Америка, по всей видимости, совсем не пострадала. Уже на пути туда Эренбургу казались чужими и неприятными «и шумливые [американские — Дж. Р.] офицеры, и американская еда» в отеле, в котором он останавливался [601] . Для него было естественным смотреть на американцев сверху вниз с типичной французской снисходительностью.

19 апреля 1946 г. Эренбург и его спутники приземлились в Ла-Гуардиа, международном аэропорте Нью-Йорка. Их тут же сопроводили на поезд в Вашингтон, где после заезда в советское посольство они в тот же вечер отправились на встречу с американскими редакторами и владельцами разных газет. Первую скрипку на ней играл Эренбург — собранный, находчивый, настороженный. Он произнес страстную речь, призывая триста собравшихся в зале издателей не прекращать борьбы с фашизмом и воздерживаться от «злобной лжи и клеветы» на Советский Союз. «Фашизм вовсе не сломлен навсегда» — предостерегал он. Эренбург держался решительно. «Фашист — тот, кто ненавидит Советский Союз» — заявил он своей аудитории. Это — лакмусовая бумага [602] .

На следующий день Эренбург и его спутники отвечали на вопросы своих американских коллег. Один из них спросил о визах — почему их так подолгу приходится ждать. Эренбург не задержался с ответом: «Я не выдаю виз, — сказал он. — Если бы я их давал, то давал бы широкой рукой. Может быть, поэтому мне не поручают их выдавать» [603] . Другой журналист поинтересовался, может ли советская газета потребовать отставки Сталина. Когда генерал Галактионов услышал перевод, он повернулся к Эренбургу, и тот «увидел на его лице ужас» [604] . И снова дать ответ на каверзный вопрос осмелился только Эренбург: он честно признал, что это исключено. «Не такие уж трудные вопросы, — заявил он в интервью для „Крисчен сайенс монитор“, — вы могли бы придумать и много труднее» [605] .

В Вашингтоне трем советским журналистам помощник госсекретаря Уильям Бентон предложил познакомиться со страной на правах гостей Соединенных Штатов, т. е. за счет правительства. Гости приняли приглашение, однако от американских субсидий отказались: советское правительство, заявили они, в состоянии оплатить все их расходы. После недолгих обсуждений каждый выбрал ту часть, куда хотел бы поехать. Симонов попросил показать ему Голливуд; Галактионов, который поначалу отклонил предложенную поездку — и без того испуганный самим пребыванием в Соединенных Штатах, он был на грани нервного срыва, — но, посоветовавшись с работниками советского посольства, остановился на Чикаго. Эренбург же, к ужасу своих гостеприимных хозяев, выбрал тур по южным штатам.

Пока шло оформление, Эренбург, Симонов и Галактионов несколько недель провели в Нью-Йорке. Самым востребованным вновь оказался Эренбург: он читал лекции, давал интервью и встречался с друзьями. В «Плаза» и «Уолдорф-Астория», в двух самых фешенебельных отелях Нью-Йорка, в его честь состоялись приемы. Вместе с Симоновым они по просьбе Американско-Биробиджанского общества выступили перед аудиторией в тысячу сто человек и способствовали сбору свыше сорока тысяч долларов на военных сирот — евреев и не евреев. Четыре дня спустя, 12 мая, больше трех тысяч слушали выступление Эренбурга в отеле «Астор», где раввин Стивен С. Уайз с похвалой отозвался о «репутации Советского Союза как противника расовой дискриминации», а собравшиеся обязались собрать три миллиона долларов на восстановление разрушений, которые война нанесла России [606] .