— Ваш Нахимов не ушел из Средиземного моря, — британский атташе ткнул в синее пятно у берегов Сицилии. — Эскадра стоит на якоре здесь. Ваши донесения, граф Шабарин, — блеф.

Я медленно потянулся к сигаре, чувствуя, как шелк рукава скользит по локтю. Дым, горький и плотный, заполнил пространство между нами.

— Полковник, вы слишком доверяете своим купцам-шпионам, — я усмехнулся. — Они путают рыбацкие баркасы с линейными кораблями. Эскадра давным давно уже прошла Гибралтар.

Буоль поднял бровь, будто наблюдал за дуэлью в венском театре.

— Интересно… — он отхлебнул вино. — Англия утверждает одно, Россия — другое. Как же прикажете мне выстраивать внешнюю политику?

Монтгомери хлопнул ладонью по карте.

— Дайте мне фрегат, и я привезу вам Нахимова в трюме!

— Попробуйте, — я раздавил сигару о серебряное блюдо. — Только учтите — русские пушки бьют дальше ваших.

Тишина. Даже дождь за окном притих.

Буоль вздохнул:

— Господа, прошу вас…

Но Монтгомери уже вскочил, и его трость с свинцовым набалдашником — о, я знал эти модифицированные дубинки! — описала в воздухе крутую дугу.

— Вы назвали меня лжецом, сэр!

Моя рука сама потянулась к эфесу — надежный рефлекс, выработанный в многочисленных боевых схватках. И пусть в руках у меня был не тяжелый кавалерийский палаш, а так — дворянская шпажонка, спуску этому напыщенному британцу я давать не собирался.

— Нет, полковник. Я назвал ваши источники дерьмом.

Буоль ахнул. Трость Монтгомери просвистела в воздухе, едва не задев хрустальную люстру, отчего по стенам заплясали тревожные тени. Я уклонился, чувствуя, как свинцовый набалдашник чиркнул по плечу. Моя шпага блеснула, и вдруг — звяк!

Министр иностранных дел Австрии, оказавшийся между нами, ловко подставил серебряный поднос.

— Господа, умоляю! — его голос дрожал, но в серых глазах не страх, а любопытство и холодный расчет. — Вы в моем доме!

Монтгомери отступил, тяжело дыша. Его красный мундир — черт побери, как же я ненавижу этот цвет! — вздымался на груди от еле сдерживаемой ярости.

— Он оскорбил британскую корону!

Я медленно опустил клинок, но не вложил его в ножны.

— Я оскорбил ваших наемных болтунов, полковник. Если бы речь шла о короне, мы бы уже стрелялись.

За окном грянул гром, и дождь хлынул с новой силой. Граф, поправив воротник, разлил по бокалам вино.

— Выпейте. И… объяснитесь.

Он знал, что делает. Австрия балансировала между двумя империями, как циркач на канате. Наши войска и без того уже контролировали немалую часть ее территории, а Британия… Она готова на любую пакость. «Англичанка гадит» — ведь это крылатое выражение родилось именно в эту эпоху. Малейшая ошибка — и Вена рухнет в пропасть между Лондоном и Петербургом. А в этой пропасти ее поджидают штыки пруссаков.

— Господа, ваши донесения противоречат друг другу, — Буоль коснулся карты. — Русские корабли у Сицилии… или уже у Дании? Где правда?

Монтгомери выхватил из портфеля бланк донесений секретной службы ее величества.

— Донесение капитана «Резистанса». Двадцатого октября он видел русские паруса у Мессины.

Я рассмеялся:

— Капитан, который три года назад принял китов за пароходы?

Британский атташе побледнел. В это время дверь распахнулась. И в комнату, запыхавшись, вкатился еще один персонаж разыгрывающейся драмы — барон Грюнвальд — австрийский морской агент, толстый, вечно слегка навеселе, но осведомленный лучше иных шпионов.

— Извините… я… — он вытер лоб, пахнущий ромом и потом. — Только что из Гамбурга. Русская эскадра… Ее видели у Гётеборга! Сведения верные.

Монтгомери остолбенел.

— Не может быть!

Я же почувствовал, как в висках застучало. Гётеборг — это уже почти Балтика. Значит, «Нахимов обошел британские дозоры»?

Буоль поднял руку:

— Барон, ваши источники?

— Мой шурин… телеграфист… — Грюнвальд икнул. — Перехватил русскую шифровку. «Входим в пролив».

Тишина воцарилась в охотничьем замке. Даже дождь стих. Вдруг Монтгомери бросился к камину и швырнул в огонь свои бумаги.

— Полковник! — изумился австрийский министр.

Но было поздно. Бумаги вспыхнули, и в дыму я разглядел обгоревший уголок с русским двуглавым орлом — наше секретное донесение, попавшее в его руки!

Я шагнул вперед, но тут… Звон разбитого стекла! Через окно в комнату влетела пуля и вонзилась в портрет Марии-Терезии над камином.

— Снайпер! — заорал Грюнвальд, падая за диван.

Мы все трое тоже бросились на пол. Монтгомери выхватил пистолет, я прикрыл Буоля телом — черт, не хватало, чтобы австрийский министр погиб во время моей секретной миссии! Второго выстрела не последовало. Я подполз к окну. В саду, среди струй дождя, мелькнула фигура в черном плаще.