Сам я тоже выкладывался без остатка. Старые, ветхие здания, не способные выдержать серьёзную атаку, опускались под землю, уступая место новым, монолитным конструкциям. Целые кварталы погружались в специально созданные подземные уровни, превращая Вадуц в многослойный, почти неприступный бастион.

Работа шла днём и ночью, без перерывов. Я почти не спал, питался на ходу, выжимая из себя все соки. Настя, видя моё состояние, пыталась меня остановить, заставить отдохнуть, но я лишь отмахивался. Времени не было.

В один из таких напряжённых моментов, когда я, стоя на вершине очередной строящейся башни, корректировал энергетические потоки, зазвонил мой телефон. Номер был имперский.

— Слушаю, — устало бросил я в трубку.

— Теодор? Это Алексей Николаевич, — раздался в динамике голос молодого императора Российской Империи. — Прости, что отвлекаю, но… у меня плохие новости.

Я нахмурился.

— Что случилось, Ваше Императорское Величество?

— Я больше не могу их сдерживать. Такое чувство, что Империя сошла с ума. Отец, конечно, очень «хорошо» постарался, настроил всех против тебя… Он своими действиями, своей этой дурацкой войной с Османами, своей нерешительностью… он довёл страну до такого состояния, что теперь любой популистский лозунг находит отклик в сердцах людей. А аристократы этим пользуются! Кричат на каждом углу, что Лихтенштейн — это «позор Империи», что «предатель Вавилонский» должен быть наказан, что нужно «восстановить историческую справедливость»… И народ им верит! Кричат о предательстве, о сепаратизме…

Он тяжело вздохнул.

— Я пытаюсь, Теодор, честное слово, пытаюсь! Собираю сторонников, убеждаю, вкладываю им в головы нужные мысли… Но времени катастрофически не хватает. А они давят! Каждый день! Требуют действовать!

Он замолчал, тяжело дыша.

— Может так случиться, — продолжил он уже тише, — что мне придётся объявить войну Лихтенштейну. Официально. Чтобы успокоить этих… — он запнулся, подбирая слово, — … патриотов. Но ты, пожалуйста, пойми, это будет… игра. Я не хочу этой войны. Но если я сейчас открыто выступлю против них, меня просто сметут. Я не продержусь на троне и месяца. Да, это будет подло. Это будет предательством. Но ты, пожалуйста, ни в коем случае не предпринимай никаких резких военных действий. Таких, которые Империя потом не сможет простить. Я понимаю, что мы будем не совсем правы, но и ты пойми ситуацию. Просто тяни время. Говори, что готов к переговорам, но выдвигай какие-нибудь невыполнимые условия. Или наоборот — соглашайся на всё, а потом тяни с выполнением. Устраивай бесконечные совещания, консультации, экспертизы… Главное — тяни время! А я постараюсь не допустить, чтобы события дошли до открытых боевых столкновений.

— И как долго, по-вашему, я смогу «тянуть время»? — спросил я.

— Переговоры можно вести годами. Использовать жёсткую риторику, выдвигать невыполнимые требования… Большинство тупоголовых аристократов будут этому рады. Они увидят, что «процесс идёт», что «вопрос решается». Остальные будут скрипеть зубами, но смолчат. Я буду просто обещать им больше, тянуть резину. Обещаю, Теодор, я сделаю всё, что в моих силах. Постараюсь укрепить свою власть, найти новых союзников. Может, что-то и получится. Только… не подведи меня.

Я молчал, пытаясь переварить услышанное. Бред. Полный, беспросветный бред. Империя, которая должна была стать оплотом стабильности, сама себя пожирала изнутри.

— Хорошо, Алексей Николаевич, — сказал я наконец. — Я вас понял. Будем тянуть время. Но учтите, если ваши «патриоты» всё-таки сунутся сюда с боевыми действиями, то пощады не будет. Мои стены крепкие. И зубы у Лихтенштейна тоже имеются.

— Спасибо, Теодор, — в голосе императора прозвучало облегчение. — Я знал, что ты поймёшь.

Мы попрощались. Я отложил телефон и посмотрел на раскинувшийся внизу Вадуц. Город-крепость. Мой город, который я должен был защитить. От всех. Даже от тех, кто когда-то был своим.

Не успел я «переварить» разговор с императором, как на меня обрушился новый шквал звонков. Британцы! Эти чопорные джентльмены, которые обычно предпочитали действовать чужими руками, вдруг проявили невиданную настойчивость.

— Господин Вавилонский, — вещал в трубку какой-то лорд с таким корявым русским, что я с трудом разбирал слова. — Мы тут слышали, вы Китаю помогли с одной… э-э-э… проблемой. С Теневым Циклоном. И, говорят, поделились с ними некоторыми… технологиями.

— Ну, было дело, — не стал отпираться я. — А что?

— Мы, Британская Империя, тоже, знаете ли, не отказались бы от такой помощи. У нас тут, понимаете ли, тоже Тени шалят. А технологии ваши… они, говорят, очень эффективные.

— Эффективные, — согласился я. — Но дорогие.

— Но это же другое! — возмутился лорд. — Вы говорите о бизнесе! А тут — речь о спасении человечества!

— Человечество, говорите? — усмехнулся я. — Ну-ну.

В общем, отшил я их. Вежливо, но твёрдо. Сказал, что все мои разработки — исключительно на взаимовыгодных условиях или для союзников. А они в этот список пока не входят.

Но британцы оказались настырными. Они принялись названивать в приёмную княжеского дворца, затем писали, грозили прислать гонцов… Я уже начал подумывать, не построить ли вокруг Лихтенштейна ещё один купол — специально от британских дипломатов.

В итоге пришлось снова звонить Лунь Чень.

— Лунь, душа моя, тут британские «друзья» меня совсем извели. Не могла бы ты им намекнуть, что не стоит совать свой длинный нос в наши с тобой дела?

Я вкратце пересказал ей суть проблемы.