Он быстро кивнула и скрылась в доме. Проходя мимо новых домов, я увидел в окне мелькнувшее лицо Пелагеи. Постучал в ставень:

— Пелагея! Хватай посудину какую побольше и айда к ангару. Да Фому позови, нечего ему бока отлёживать в такой день!

Не успел я это сказать, как из-за угла дома выскочил сам Фома — словно подслушивал. Волосы всклокочены, в руках топор.

— Барин, я не сплю! — воскликнул он, пытаясь на ходу придать себе более важный вид. — Уже иду! Еще до петухов встал!

— Ну-ну, — усмехнулся я. — Пошли Захару поможем. Дело общее, споро пойдет — всем выгода.

Пока всех собирал, Захар уже частично освежевал тушу. Работал он аккуратно, с видимым знанием дела — ни одного лишнего движения, ни одного неверного надреза. Туша, подвешенная на крюке, медленно лишалась шкуры, обнажая розоватое мясо.

— Шеи кусок с треть пуда вырежи, — сказал я ему, оценивая фронт работ, — и мне чтоб принесли. Особые планы на него имею.

Захар только кивнул, не отрываясь от работы.

Тут подошел Степан — запыхавшийся, но довольный. По лицу было видно, что спешил с какими-то новостями.

— Баб с ребятней до вишен довел, — отрапортовал он, утирая пот со лба. — Оставил там — вишня поспела, хорошая, крупная.

— А как там кролики? — спросил я, вспомнив о недавнем приобретении.

Лицо Степана расплылось в довольной улыбке:

— Все хорошо! Едят как не в себя, только успеваем траву докладывать. Мягкую выбираем, как вы учили.

— Ну и хорошо, — кивнул я. — Пусть растут. Спарить не забудь.

Он улыбнулся еще шире, в глазах появился озорной блеск:

— Дак уже. Вчера еще. Все как положено.

— Хорошо, — я одобрительно хлопнул его по плечу. — Смотри, чтоб крольчихи в тепле были, когда окролятся.

Тут смотрю, Пелагея идет с тазом, полным свежесрезанного мяса. Лицо раскраснелось от усердия, руки крепко держат тяжелую ношу.

— Куда нести, Егор Андреевич? — спросила она, останавливаясь передо мной.

Я махнул в сторону дома:

— Домой неси. Под яблоней на стол поставь.

Пелагея кивнула и пошла в указанном направлении, осторожно ступая, чтобы не расплескать кровь, собравшуюся на дне таза.

Сам же я повернулся к Степану, который все еще стоял рядом, ожидая дальнейших указаний.

— Сделай к вечеру десяток прутьев из свежего дерева, — сказал я ему. — В палец толщиной. Да десяток про запас.

Степан задумчиво почесал затылок:

— А какой длины-то прутья нужны?

— Да с локоть будет в самый раз, — показал я рукой примерный размер.

— Сделаю, Егор Андреевич, — кивнул Степан и направился к опушке леса, где росли молодые, гибкие деревца.

Я остался наблюдать за разделкой. Вокруг Захара уже собралась целая толпа — кто советом помогал, кто делом. Прасковья споро собирала внутренности в отдельное корыто — из них потом выйдут отменные колбасы. Фома, закатав рукава, помогал удерживать тушу в нужном положении, пока Захар делал основные разрезы.

Работа шла слаженно, без суеты и лишних разговоров. Каждый знал свое дело, каждый понимал важность момента. Свежее мясо в деревне — всегда событие, объединяющее людей.

Я подошел ближе, чтобы проверить качество разделки. Захар, заметив мой интерес, пояснил:

— Хорошая свинья выросла, Егор Андреевич. Жирок ровный, мясо розовое. На славу покушаем.

— Сало отдельно складывай, — напомнил я. — Часть засолим, часть перетопим.

— Знамо дело, — кивнул Захар. — Всё будет в лучшем виде.

Солнце уже перевалило за полдень, и жара была в разгаре. В воздухе витали запахи свежего мяса, паленой щетины и летних трав.

Я направился к дому, оставив Захара и остальных заканчивать разделку.

Когда я зашел к себе во двор, Машка стояла под яблоней и разговаривала с Пелагеей. Обе ко мне спиной, поэтому не заметили моего появления. Яблоня, раскинув ветви, создавала приятную тень, в которой они укрывались от полуденного зноя. Прислушался, о чем болтают.

— А что барин-то с мясом делать будет? — спрашивала Пелагея. — Свиньи-то много, на всю деревню хватит.

Машка, перекинув через плечо косу, уверенно ответила:

— Не знаю точно, но уверена, что будет вкусно. Он за что не берется — все у него получается. Вот увидишь, что-нибудь диковинное сотворит.

Пелагея лишь кивнула и мечтательно вздохнула:

— Ой, повезло-то тебе как, Машка. Мой Фома то, отец твой, дай ему Бог здоровья, и кашу-то не всегда сварить может без пригара.