Машка стояла у печи, помешивая большой чугунок. Волосы её выбились из-под платка и прилипли ко влажному от пара лбу. Заметив мой взгляд, она улыбнулась:

— Ты говорил, картошки добавить, но я ещё грибов сушёных положила. Ничего?

— Молодец, — одобрил я. — Будет ещё вкуснее.

Я подошёл к столу, на котором лежал тот самый загадочный свёрток в промасленной ткани. Развернув его, я увидел небольшую, шкатулку. Хорошая работа, медь блестела, виднелся красивый узор. Раскрыл её, смотрю, а там разные гребенцы, бусы, ленточки шелковые, отдельно были нитки с иголками разными.

— Это что? — с любопытством спросила Машка, заглядывая через плечо.

— Да вот, гостинец тебе, — ответил я, показывая шкатулку.

— Ухты какая красота, — воскликнула она, вытирая руки о передник.

Машка взяла в руки шкатулку и охнула:

— Ой! Спасибо тебе, Егорушка, балуешь ты меня!

Я обнял её в ответ, чувствуя, как сердце наполняется теплом. И всё остальное казалось не таким уж важным. Важно было то, что здесь, в этой далёкой деревне, среди простых людей, я нашёл то, что, возможно, и искал всю жизнь — покой и смысл.

Рагу в чугунке аппетитно булькало, распространяя умопомрачительный аромат. За окном гомонили люди, разгружая телегу с товарами из города. Где-то вдалеке мычали коровы. Обычная жизнь обычной деревни. Но для меня эта жизнь с каждым днём становилась всё более своей, всё более настоящей.

Вечером уже можно сказать традиционно собрались у меня во дворе под яблоней ужинать очередную диковинку. Запах был такой, что в этот раз никого заманивать даже не пришлось — все чуть ли не одновременно набросились на рагу. Машка, зарумянившаяся от жара печи и похвал, расставляла глиняные миски.

— Батюшки-светы, что ж это за чудо такое? — первой не выдержала Настасья, втягивая ноздрями аромат. — Родимая, да я такого духмяного яства отродясь не нюхивала!

— Рагу называется, — с гордостью ответила Машка, расправляя передник. — Егор Андреич придумал.

Я сидел во главе стола, с улыбкой наблюдая за их реакцией.

Семён зачерпнув полную ложку, подул для виду и отправил в рот. Глаза его тут же округлились, а на лице отразилось такое блаженство, словно он не рагу пробовал, а райских кущ отведал.

— Вот это да! — выдохнул он, торопливо зачерпывая ещё. — Ай да, Машка! Уважила!

Этого было достаточно — все дружно взялись за ложки. На несколько минут над столом повисла та особая тишина, которая бывает только тогда, когда люди по-настоящему увлечены едой. Лишь позвякивание ложек о миски да довольное кряхтение нарушали безмолвие.

— А мясо-то какое… — пробормотал Илья, словно в забытьи. — Прямо тает во рту. И дух от него… Машка, как ты это сотворила?

— Долго томила на малом огне, — ответила она, зардевшись от похвалы. — Всё, как Егор Андреич учил.

Михаил, новый человек в деревне, ел молча, но с явным удовольствием. Иногда он поднимал глаза от миски и с любопытством осматривал собравшихся, словно оценивая, куда попал и с кем имеет дело.

Петька, уже вторую миску опустошал:

— А можно Дарьюшке моей рецепт? — спросил он, утирая рот рукавом. — Она у меня до готовки охоча.

— Отчего ж нельзя, — кивнула Машка. — Завтра пусть забегает, всё расскажу.

Степан, вытирая пот со лба — то ли от удовольствия, то ли от жары, — покачал головой:

— И как вы, барин, до такого додумались? Я вот сколько живу, а такого не пробовал.

Я усмехнулся:

— Много где бывал, Степан, много чего видел. Вот и запомнилось кое-что.

— А картошечка-то как пропиталась этим соком… — причмокивала Прасковья. — Язык проглотишь!

— А морковка какая сладкая стала, — вторила ей Дарья.

Захар, дочиста выскребая миску, покосился на котёл, где ещё оставалось немного рагу:

— А добавки будут?

Машка, улыбаясь, кивнула:

— Для хороших людей — всегда найдётся.

Она прошлась вдоль стола, подливая в миски тем, кто уже всё съел. Рагу исчезало на глазах — видно, и правда пришлось по вкусу.

Тем временем солнце клонилось к закату. Машка зажгла несколько плошек с маслом, расставив их по столу, и в их мерцающем свете лица собравшихся казались загадочными и одухотворёнными.

Когда все наелись до отвала и начали потихоньку расходиться, я кивнул Захару, чтоб тот остался. Заметил, что и Михаил тоже задержался, переминаясь с ноги на ногу чуть в стороне, явно намереваясь что-то сказать, но не решаясь вклиниться в разговор.