Я спохватилась, что так и не съела свой завтрак и принялась за яичницу. Я перешла к булочке с чаем как раз тогда, когда вернулась Джуди. Она подождала, пока я допью чай, и занялась моей прической.

— Говорят, похороны его сиятельства состоятся завтра, — сообщила мне она, закалывая волосы шпильками. — Я взяла на себя смелость сшить вам накидку из черных кружев. Но если вы поедете в город и купите там что-то другое, то я совсем не обижусь.

Я поблагодарила ее за заботу. Кросби не посчитали нужным сообщить мне о погребении Джейкоба, хотя об этом знали уже даже слуги.

Но я прекрасно понимала, что леди Розмари теперь вовсе перестанет со мной считаться. Она наверняка станет настаивать, чтобы я покинула Кросби-холл, как это станет возможным. Да я и сама предпочла бы уехать в Матлок или даже в Лондон, но до окончания следствия нам вряд ли позволять это сделать.

Джуди забрала поднос и ушла. А я снова достала записку. Мне захотелось немедленно сжечь ее, но чтобы это сделать, нужен был огонь, а теплым летним утром было бы странно разжечь камин. И я сунула ее в карман платья, побоявшись оставить в спальне.

Я подумаю, что с ней сделать, до вечера. А за это время тот, кто ее написал, возможно, сделает еще один шаг. Ведь в этой записке не было сказано, как именно я должна была передать деньги ему или ей.

Чандлер привел меня в комнату, очевидно служившую кабинетом. Мебель здесь была выдержана в темных тонах, и оттого даже в солнечное утро помещение казалось немного мрачноватым.

— Его сиятельство много лет собирал коллекцию табакерок. Он привозил их отовсюду, где только ни бывал.

Я проследовал за дворецким к большому шкафу со стеклянными дверцами, на полках которого стояли не меньше двух десятков табакерок.

— Началом этого собрания послужила табакерка, доставшаяся господину графу от его деда, — и он указал на круглую коробочку, вся крышка которой была выложена самоцветами, и пояснил: — Это яшма. Восьмой граф Кросби привез ее из далекой России — он служил там по дипломатической линии.

— А вот эта? — я указал на табакерку, украшенную желтовато-белыми пластинами.

— Эту привез из Индии отец его сиятельства, — охотно и даже с удовольствием принялся рассказывать Чандлер. — Он был военным. Обратите внимание, ваша светлость, и на табакерку из агата — не правда ли, весьма изящная работа?

Я кивнул, но предпочел от обсуждения коллекции перейти к тому вопросу, что волновал меня куда больше.

— Какую именно табакерку украли, и почему из всего многообразия почти одинаковых вещиц вор взял именно ее? Кажется, вы сказали, что она была серебряной и, должно быть, не самой ценной.

— Да, она была серебряной, — подтвердил дворецкий, — но ее крышка была украшена очень крупным александритом, а замок — александритом поменьше. Я могу показать вам, ваша светлость, ее рисунок — леди Паула несколько месяцев назад изобразила ее в своем альбоме. А когда его сиятельство обнаружил кражу, он забрал этот лист из альбома дочери.

Чандлер выдвинул ящик всё из того же шкафа и достал лист мелованной бумаги, на котором была изображена изящная, украшенная тонкой вязью, жемчугом и драгоценными камнями табакерка.

— Значит, она и была жемчужиной его коллекции?

— Именно так, ваша светлость! — подтвердил дворецкий. — Поэтому его сиятельство был крайне раздосадован и полон решимости найти и вора, и табакерку.

— Он обратился в полицию?

— Никак нет, ваша светлость, — Чандлер покачал головой. — Господин граф не хотел поднимать шум. Он был уверен, что сумеет разобраться в этом деле сам.

С учетом того, что случилось позже, его слова прозвучали довольно печально.

— И что же? Его сиятельству удалось напасть на след?

— К сожалению, нет.

— Но он подозревал только слуг? — уточнил я.

— Да, разумеется, — мне показалось, что дворецкий был шокирован таким вопросом. — И позвольте мне предвосхитить ваш вопрос — никто из слуг за последнюю неделю не покидал Кросби-холл и не изъявлял желания получить расчет.

Это было вполне логично. Оставление службы сразу после совершения кражи было бы слишком похоже на бегство.

— Знают ли слуги о пропаже табакерки? Вы говорили с ними об этом?

— Никак нет, ваша светлость. Его сиятельство хотел заняться этим лично.