— Нет. Только этот ящик и больше ни слова. Совсем ничего, серьёзно. Но раз он так сказал, значит, это что-то важное.

— Ты у него не спрашивал?

— О, конечно! Я обожаю болтать с Четвёртым Хранителем. Обычно это заканчивается тем, что он смотрит на меня, как на комара, и говорит что-нибудь вроде: «Ответ ты уже знаешь». Или вообще молчит и исчезает.

Я хмыкнул.

— Спасибо, Альберт. Без тебя мой день был бы слишком скучным.

— Всегда рад добавить щепотку безумия. Ты, главное, аккуратнее с ящиками. А то вдруг там хитрая ловушка или выпрыгивающий чертёнок с гармошкой.

— Если будет чертёнок — я его к тебе отправлю. Пусть подучит тебя этике общения.

— Только пусть захватит сигареты. Кончились. Удачи, друже. Если что — звони.

Он отключился.

Я отставил чайник и, чувствуя себя героем дешёвого триллера, направился к столу деда. «Третий ящик слева». Присел на корточки. Третий. Тяжёлый. Скрипнул, как будто не хотел открываться. Я потянул.

Внутри — свёрток из жёлтой ткани, завёрнутый в пергамент. Аккуратно разворачиваю. Лежит нож. Похоже, костяной. Сухой и бледный. Ручка гладкая, а лезвие покрыто тончайшей резьбой.Взял в руку и шрам на ладони тут же откликнулся болью, словно узнал старого врага.

Я провёл пальцем по лезвию—в памяти зашевелились образы: старик с лицом деда, но в одежде, какой я никогда не видел. Трава. Огонь. Голоса, звучащие гортанно, на языке, которого я не знал, но понимал. Пратюркский? — подумалось внезапно.

Похоже это не просто нож. Ключ? Символ? Оружие? Или всё сразу?

День ещё не успел толком начаться, а у меня уже появился артефакт, два вопроса без ответов и ощущение, что сегодня я снова сунусь туда, где людям не место.

Я аккуратно положил нож на кухонный стол. Здесь он выглядел совершенно неуместно. Белёсый, с лёгкой матовостью, вырезанный явно не сегодня и даже не вчера, а лет так четыреста назад, если не тысячу.

Он был лёгким, почти невесомым. Ручка цельная, без швов, с лёгким изгибом, ложилась в ладонь идеально, как под меня подогнанное. Лезвие узкое, вытянутое, украшенное тонкой резьбой. Символы то появлялись, то исчезали, в зависимости от того, под каким углом падал свет. Я поднёс нож ближе к окну и разглядел: ни кириллица, ни латиница, ни китайщина. Первое, что пришло в голову — клинопись. Потом — руны. Но всё было не так.

Я вглядывался до тех пор, пока в висках не начало покалывать. А потом, щелчок, внезапное озарение:

— Это руны, но не те, — пробормотал я. — Это тюркская письменность.

Слова не мои. Мысли — тоже не совсем мои. Что-то поднималось из памяти, как тёплый ветер из костра. Картины: мужчины в мехах и кожаных доспехах, жгущие свечи и вставляющие подобные ножи в землю перед ритуалом. Вода. Она всегда рядом. Река, озеро, снег. Нож опускался в неё для проверки, примет ли дух подношение.

— Что ты такое? — тихо спросил я, проводя пальцем по лезвию.

Интуиция подсказывала, что нож был не просто вещью. Он был чужим взглядом, смотрящим издалека. Возможно, из самой Нави.

На конце рукояти была небольшая петля, затянутая сухожильной нитью. Как если бы этот нож когда-то носили на поясе. Или на шее. А может и на запястье?

Я провёл пальцем по одной из резьб, и меня пронзила короткая, чёткая вспышка: женщина у реки, склонившаяся над детской люлькой. Что-то нежно шепчет, слёзы бегут по её щекам. А потом её заслонила тень. Тёмная, вытянутая. Волосы как водоросли, глаза, в которых ничего не отражается. Крик.

Я отдёрнул руку. Потёр виски. Нож лежал на месте, как и несколько секунд назад.

— Ну, ясно, — выдохнул я. — Ты не просто экспонат. Ты нечто большее. Я завернул его обратно в жёлтую ткань. Засунул во внутренний карман куртки. Держать ближе к телу казалось правильным. Или, по крайней мере, менее глупым.

У меня не было ни опыта, ни инструкции, как обращаться с такими вещами. Единственное, что имелось в арсенале — странное ощущение в районе солнечного сплетения, которое обычно предшествовало всяким шаманским замесам.

И лёгкая дрожь в пальцах. От предчувствия.

***

Ехать было не близко, поэтому решил включить приложение. Заказ высветился буквально в квартале от моего дома. Мужчина лет сорока, с портфелем, в котором, как мне показалось, звенел не ноутбук, а бутылка.

— Добрый день, — сказал он, садясь на переднее сиденье, что было редкостью. Большинство предпочитали задние места.

— Здравствуйте. Куда едем?

— Улица Чудакова. Можно не спешить. Я сегодня никуда не тороплюсь.

Пару минут ехали молча. Он окинул меня оценивающим взглядом, явно что-то прикидывая в уме, потом вдруг сказал: