– Запиши, надо проверить. Выставлялась ли на «Авито» на продажу картина художника Бориса Григорьева.

– Какая именно картина? – деловито спросил Костя.

– Да шут ее знает. Мы это позже уточним у свидетелей. Пока же надо искать просто по художнику, а еще по продавцу. Им может быть либо сам Самойлов, либо, что более вероятно, Савелий Волков.

– Тот самый, к которому вы вчера ходили? – все еще с некоторой обидой в голосе спросил Мазаев.

– Да, тот самый.

– Так, может, у него и спросить?

– Обязательно спросим. Вот только совершенно не факт, что господин Волков скажет нам правду. Да и вообще, он, знаешь ли, пропал.

– Как пропал? – с недоверием спросил Костя. – Тоже убит, что ли?

– Не знаю. Может, он, конечно, уже и нашелся. Но вчера вечером он не явился на назначенную мне встречу. Вот сейчас закончим с осмотром здесь, рванем в переулок Бойцова и все выясним.

– Смотрите, что я нашел.

Костя протянул Алексею альбом с фотографиями, на которых в разных видах был изображен один и тот же человек. Сначала это была маленькая, довольно крупная девочка, потом юная девушка и, наконец, молодая женщина, внешне сильно смахивающая на породистую лошадь. Она была высокая, не меньше метра восьмидесяти, крепко сбитая, с мужским типом фигуры, коротко стриженная под мальчика, с яркими прядями фиолетовых волос, которые удивительно не шли к ее лицу с крупным носом и широко расставленными глазами. Лицо ее смутно напоминало самого Самойлова, а по волосам Зубов ее и узнал. Это была та самая дочь Бориса Аркадьевича, Ирина.

– Это что за кавалергард в юбке? – спросил Костя.

Зубов в который уже раз усмехнулся его образованности и начитанности. Ну кто из Костиных сверстников сейчас знает слово «кавалергард». Вот Мазаев все пытается скрыть, что он мальчик из хорошей семьи, а такие мелочи как раз и выдают его с головой.

– Я так понимаю, что это дочь нашего покойника, Ирина Борисовна Самойлова, – сказал он. – Они много лет не общались, потому что после развода бывшая жена запретила Борису Аркадьевичу видеться с дочерью. Но недавно она снова объявилась в его жизни, да не одна, а с проблемами, для решения которых срочно требовались деньги. Да не абы какие, а полмиллиарда рублей.

– Неплохо, – оценил Мазаев. – А что, судя по внешнему виду этой дочурки, такая вполне могла удавить. Роста и силы у нее точно хватило бы, да и папаша ее к себе бы подпустил на близкое расстояние. Как вам такая версия?

– Версии выдвигать – моя прерогатива, – тут же отреагировал на их разговор Никодимов. – Ты бы, Мазаев, выполнял работу, которая тебе по должности положена, и не лез куда не следует.

– Я и не лезу – ровным голосом сообщил Костя. – А думать вслух еще никому не запрещалось.

Осмотр комнаты продлился около часа, но за все это время в жилище Бориса Самойлова не обнаружили ни картины Григорьева, ни бриллиантов с изумрудом, также выставленных на публичную продажу. И основной версией, объясняющей случившееся преступление, становилось убийство ради ограбления. Дело оставалось за малым – понять, кто его совершил.

За минувшую ночь Савелий Игнатьевич Волков, бывший оперный певец, ныне преподающий в консерватории искусство оперного пения, дома так и не объявился. С учетом обстоятельств смерти его родственника Самойлова исчезновение приобретало нехороший оттенок.

– Вы же просто обязаны что-то предпринять, – с пылким укором в голосе настаивала по телефону майора Зубова Велимира Борисова.

Она сама ему позвонила как раз в тот момент, когда он совсем измучился от борьбы со стремлением набрать ее телефонный номер. Спрашивается, и зачем она ему понадобилась? Хотя понятно зачем – никакого законного повода снова очутиться в квартире Волкова и все там хорошенько осмотреть у правоохранительных органов на данный момент нет, а сделать это надо. Велимира Борисова была ключом, открывающим туда дверь, причем в прямом смысле этого слова.

Они договорились встретиться в переулке Бойцова в полдень, и все оставшееся время Алексей усилием воли заставлял себя сосредоточиться на других служебных задачах, которых немало накопилось. Первым делом после утренней летучки и разговора с Борисовой он позвонил полковнику Дорошину. Виктор Николаевич к сообщению об убийстве настоящего владельца «Малевича» и исчезновению человека, подавшего заявление о его продаже, отнесся со всей серьезностью.

– А дело-то квелое, Леша, – сказал он, выслушав краткий, но четкий доклад Зубова. – Вот недаром мне вся эта история сразу не понравилась. От нее за тысячу километров разило тухлятиной, так и оказалось.

– Но вы же своему клиенту не рекомендовали ввязываться в покупку, – рассудительно заметил Зубов, – так что к вам все случившееся отношения не имеет.

– Да, я свою работу выполнил, так что клиент должен быть мне благодарен. – Дорошин усмехнулся в трубке. – Вот только тебя я, получается, во все это, пусть и ненароком, но втянул. Прости, друг.

– Да я, наоборот, вам только благодарен. – Зубов тоже усмехнулся. – На труп Самойлова я бы выехал по-любому, и, если бы не вы, мы бы еще долго определяли, кто это такой. Он же у нас проходил как неизвестный. При нем ни документов не было, ни других опознавательных знаков. А так мы сразу и опознание провели, и целую кучу потенциальных подозреваемых получили. Осталось только со всеми ними разобраться.