Шрифт:
– Про убийства рассказывай.
Все оказалось еще банальнее и проще, чем Зубов предполагал. Про то, что отец выставил на продажу драгоценные камни, Камаеву рассказала Ирина. У нее как раз начались неприятности с поставщиками наркотиков. И, помимо отца, она бросилась за помощью к Камаеву, в которого была влюблена, а он не рвал с ней отношения, чтобы держать на коротком поводке.
Разумеется, любить он ее не любил, но периодически спал с ней и даже оставался ночевать. Именно Камаев втянул Ирину в торговлю наркотиками. Сам он занимался этим давно и на заработанные деньги купил и шикарно обставил квартиру, говоря семье, что получает хорошую зарплату как айтишник. На самом деле разовые заказы не давали бы ему возможности сводить концы с концами, но никто этого не понимал.
Самойловские драгоценности Олегу не были нужны. Денег ему хватало, но Ирина, которой он отказался помогать, честно рассказала отцу, зачем ей нужны полмиллиарда рублей, и проболталась о том, что Камаев занимается наркотиками. Тот рассказал обо всем Волкову, и дядя Сава позвал племянника к себе на серьезный разговор. Это и была та самая последняя встреча, о которой Камаев рассказал следствию, умолчав лишь о том, что послужило для нее поводом.
На ней присутствовал и Самойлов. Он сказал, что погасит долги дочери, но Камаев должен оставить ее в покое. Волков же решительно приказал племяннику прекратить свою преступную деятельность, иначе он сообщит в правоохранительные органы. Олег решил, что от обоих стариков нужно избавляться.
Убить Самойлова оказалось нетрудно. Олег сказал ему, что даст часть денег для Ирины и под этим предлогом назначил встречу в нелюдном месте, вручив бутылку «Макаллана», к которой пьянчужка сразу же и припал. Камаев распрощался с ним, а потом напал из-за забора. Пьяный Самойлов не ожидал этого, да и сопротивляться не мог.
Из-за патологической жадности Камаев не мог оставить у Самойлова в коммуналке бриллианты. Да и не хотел, чтоб они достались Ирине. Поэтому, вытащив у дяди Борика из кармана ключи, под утро он проник в коммуналку, где попался на глаза соседскому мальчишке, но не знал об этом. Найти алмазы и висящую на стене картину оказалось нетрудно.
Камаев рассчитывал, что на идентификацию жертвы без документов уйдет несколько дней. Впрочем, для Савелия Волкова это уже ничего не меняло. Позвонив дяде Саве по телефону, Камаев сказал ему, что Ирина пыталась покончить с собой на даче Кононовых и ее нужно срочно забрать оттуда, пока не случилось беды.
– Борик мертвецки пьян, его невозможно транспортировать, а меня она не послушает, – сказал он Савелию Игнатьевичу, и тот, разумеется, согласился поехать с ним.
Ирина Введенская быстро поняла, кто убил ее отца, и снова заявилась к Камаеву, чтобы шантажом получить у него деньги. Она угрожала выдать возлюбленного, если он откажется ей помочь. Да и за светившую ей решетку не хотела отправляться в одиночестве. Или всему виной оказалась ревность? Ирина узнала от своей подруги Вероники, что та встречается с Олегом, и пригрозила, что расскажет об их связи Климу Кононову.
Камаеву не оставалось ничего другого, как утопить ее в ванне, а затем инсценировать самоубийство, используя искусственный интеллект для создания голосовой предсмертной записки. Когда рассказ дошел до этого места, приехали зубовские коллеги и скорая. Впрочем, все остальное было понятно и так.
– Последний вопрос, – сказал Зубов, наблюдая, как Миру аккуратно кладут на носилки. – Как Мира поняла, что это ты?
– Так она в ванной парик с дредами нашла, – усмехнулся Камаев. – Я его там в ящик кинул и забыл, а она полезла туда зачем-то, нашла и сперла. Я-то сразу не понял, зачем она у тебя сумку попросила, а это чтобы парик спрятать. Она хотела к матери моей поехать, чтобы предупредить. Жалела ее. А я хватился, что парика нет, позвонил ей, узнал, что она к матери моей двинула, ну и перехватил в подъезде. По голове дал, а потом уже в машине инъекцию сделал, чтобы она вырубилась, но сразу не сдохла. Мне надо было понять, куда ты девался и рассказала ли она тебе про парик. Я ее сюда привез, пока она в отключке была, а как в себя пришла, стал про тебя выспрашивать. А она молчит. Чистый партизан. Смешно даже. Я ее снова уколол, чтобы не рыпалась. Думал, за пару дней из нее наркоманку сделаю, то-то мамочке с папочкой и бабуле – суке старой радости будет. А сам тебя стал выманивать. Это нехитрым делом оказалось. Голос-то ее у меня был, вот я его и наложил на свой. Ты и не понял, что не с ней разговариваешь.
– Да в том-то и дело, что понял, – вздохнул Зубов, размахнулся и снова впечатал кулак в ненавистную рожу Камаева.
– Алексей! – заорал Никодимов.
– Можете служебку писать, – сообщил Зубов, развернулся и вышел на улицу, чтобы сесть в машину скорой вместе с Велимирой.
Эпилог
Ноябрь в этом году выдался еще и бесснежным. На газонах зеленела трава, даже ночью отметка термометра не опускалась ниже нуля, а днем и вовсе было почти тепло. По такому случаю решили в последний раз в этом году разжечь мангал и пожарить шашлыки.
Зубов вызвался помогать, но Ольга Андреевна замахала руками:
– Да что ты, для Славика это практически священнодейство. Он сам, никого не подпустит.
– Тогда давайте я помогу хотя бы стол накрыть.
– Мира поможет. Не мужское это занятие.
В кухню вошла Велимира, таща большой самовар. Зубов рванулся к ней, забрал пузатое чудище. Все ему казалось, что она еще очень слаба, хотя из больницы ее выписали еще во вторник, а сегодня суббота и они вместе приехали в Репино на семейный обед.
– Папа сказал, что самовар тоже растопим на улице. На шишках. Алеша, ты можешь шишек набрать?
Ради нее он был готов на что угодно, не только собирать шишки.
– Маша привезет пироги. Она до них мастерица. У меня никогда не получаются такие пышные пироги, как у нее, – пожаловалась Ольга Андреевна.
– Неправда, я на дне рождения Веры Афанасьевны ел ваши пироги, они были очень вкусные, – улыбнулся Зубов.
– Вот попробуешь ее, мои перестанешь хвалить, – улыбнулась будущая теща.