— Я вижу, какая ты, — Милли обошла стол и взяла Элль за руки. Приподнялась на цыпочки и взглянула ей в глаза. — Ты ведь не веришь в то, что служение Рошанне освобождает тебя от того, что творит госпожа Верс. Ты стараешься создавать формулы, которые действительно могут помогать людям. Ты… хорошая. Просто не в тех обстоятельствах. Помоги мне вывести Летицию на чистую воду, стань моим источником.

— Попроси кого-то еще, — Элль выдернула руки из ее ладоней, когда почувствовала, как кожа начинает нагреваться от прикосновения. Вытерла руки о полы мантии еще раз — не хватало, чтобы Милли обмазала ее в какой-нибудь зачарованной дряни. — А еще лучше — брось это дело. Копай под кого-то другого.

Под кого-то, кто не заявится к ней ночью с бандой мордоворотов и не превратит в кровавые ошметки. Элль дурнело от вырисовывавшихся перспектив. Иногда она жалела о том, что из всех чувств, что могли у нее отняться, пропало только чувство привязанности. С куда большим удовольствием она бы избавилась от страха. Это решило бы уйму проблем.

— Но ты к ней ближе всех, — произнесла Милли почти с восторгом. — Неужели ты ослеплена ею? Пойдем.

Она схватила Элль за руку и повела дальше. В соседнюю комнатку без окон. Скорее всего, раньше в ней проявляли снимки с помощью алхимических составов, пока Галстерра не придумала свои формулы, для которых магия уже не требовалась. Щелкнул выключатель, и под давящим потолком загорелись тусклые красноватые лампы. Из темноты вырисовались несколько металлических столов и снова пробковые доски. Одна из них была сплошь покрыта заметками — печатными и рукописными — и фотографиями.

Элль застыла на пороге. Ей и так было не по себе от пребывания в почти заброшенной типографии, теперь ее еще и в замкнутое пространство вводили. Она невольно бросила взгляд в сторону. на ближайшем столике, словно приглашая, из банки для карандашей торчал канцелярский нож. Элль дернула рукой, вроде как поправляя мантию, и спрятала нож в рукав. Только для своего успокоения.

— Смотри, — Милли подошла к стене. — Это все заметки о Летиции Верс за последние пять или семь лет. В общем, с тех пор, как она стала полноправной хозяйкой подполья и стала жизненно важным партнером для всех теневых бизнесов.

Она принялась тыкать в карточки. В центре доски находился портрет Летиции из заметки о ее ежегодном благотворительном вечере. Рядом висели портреты бизнесменов, представителей Верховной Коллегии, академиков, были даже несколько известных актеров. Джеймса Гана Элль разглядела сразу, но больше ее заинтересовала другая участница доски, прикрепленная вплотную к Летиции. Амаль Мартинес. Элоиза не раз видела эту женщину на приемах Летиции, порой она даже наведывалась в Крепость — исключительно инкогнито. Амаль — старший алхимик в Верховной Коллегии, женщина прямая, как стрела, и такая же безжалостная, настоящая аскетка и когда-то бесстрашный борец против режима Реджиса. Теперь она представляла интересы Коллегии алхимиков, и первое время действительно яростно защищала их права, пока Темер не погряз в алхимических винах — куда более сильных, чем обычные напитки, и зачастую смертоносных. Все тогда признали, что ситуация вышла из-под контроля, и алхимикам нужны специальные условия работы. И с тех пор Амаль стала защитницей Темера от алхимиков, а алхимиков — от Темера. Она скрупулезно перекрывала все лазейки, а Летиция собирала под своим крылом тех, кто не хотел отказываться от своего ремесла просто потому, что многое из этого стало незаконно.

Элль снова оглядела стену. Кто-то раскопал и другие лаборатории Летиции. Производство сонных зелий на окраине города, загородные цеха, точку утилизации в старых доках. Дело было дрянь. Если бы эти записи, собранные в последовательный рассказ, увидели свет, Летицию бы уничтожили. Наверное, уничтожили, не будь у нее покровителей вроде Амаль и всех перечисленных на доске людей. Единственной, кто на самом деле оказался в опасности, была Милли.

Она водила пальцем от заметки к заметке и указывала на героев своего расследования.

— Смотри, таким образом Летиция причастна ко всему черному рынку Темера. Это просто невероятно! Такой власти, мне кажется, не было даже у Реджиса. Хотя они похожи.

— Как ты можешь так говорить? — вспыхнула Элль.

— А что, непохоже? Реджис говорил, что алхимиков нужно держать в закрытых лабораториях и башнях, потому что они опасны. Могут, например, объединиться и отравить воду. Летиция пользуется доктриной Амаль, что алхимики нуждаются в особых условиях. Что, по сути своей, повторяет доктрину Реджиса. Они верят, что мы другие, что мы не контролируем себя и можем потерять голову от силы, поэтому нас нужно держать, как подвальных крыс. Что Летиция делает с алхимиками, которые ей не подчиняются или не нужны?

— Ничего, — соврала Элль прежде, чем успела это осознать.

Язык не поворачивался сказать, что эта женщина могла сделать на самом деле. Элль старательно прятала мысли об участи тех, кто впал в немилость, в самый темный, самый пыльный угол своей памяти. Тех, кто вел себя правильно, не нарушал установленных Летицией порядков, хозяйка подполья отпускала в свободную жизнь. А вот других…

— Лайза Викке, — Милли сняла со стены заметку, — алхимик, двадцать семь лет, пришла в полицию, чтобы сообщить о преступлении. Кажется, дело было в изготовлении крупной партии сонного порошка, который дали людям, которых незаконно вывозили из Темера в Суварну. Она пришла в участок, даже готова была остаться там, но у нее приняли заявление и отправили домой. А на следующий день она пропала. Так и не смогли выяснить, что с ней случилось, только на той неделе из каналов выловили пять неопознанных женских трупов, а никто из родственников или друзей Лайзы не смог явиться на опознание. Ближайшие родственники внезапно решили покинуть город и попытать счастья в фермерстве.

Она передала Элль заметку, но девушка даже не стала вчитываться. Она не знала Лайзу. Она не помнила половины имен девушек, что служили в храме Рошанны. Первое время она еще пыталась заводить знакомства, но уже через пару месяцев бросила это дело. Быстро усвоила правила их храма, их Крепости.

Милли продолжала рассказывать, подсовывала Элль под нос неопровержимые — по ее мнению — доказательства виновности Летиции. А Элоиза только кривила губы в подобии болезненной улыбки. Как будто она не знала! Это напоминало уборку, когда стираешь пыль, и из-под слоя серости появляются яркие пятна лент, бантов, книжных корешков, которые когда-то радовали или резали глаз, которые ты пытался найти, но не приложил достаточного усердия, или изо всех сил старался потерять.