Американские йомены, говорили себе американцы, не должны сравниваться с неграмотным крестьянством европейских государств. Тот факт, что подавляющее большинство американцев были землевладельцами, радикально отличал их от остального мира. Даже в Англии осталось очень мало свободных землевладельцев: большинство английских фермеров были арендаторами, дачниками или безземельными рабочими, не то что «йомены этой страны», — говорил Ной Уэбстер, — которые «состояли из значительных независимых фригольдеров, хозяев своей личности и лордов своей земли». [115] Другими словами, американцы представляли собой общество, идеально подходящее для республиканского строя.

Из-за преобладания земли, заявлял Джефферсон, американцам не нужно было развивать обширные городские мастерские и интенсивные производственные предприятия, которые приковывали десятки тысяч европейцев к ежедневной каторжной работе. Большинство американцев полагало, что они живут в эпоху сельского хозяйства и только начинают вступать в эпоху торговли. Они могли оставаться фермерами, и это было провиденциальным благословением. Ведь «те, кто трудится на земле», — сказал Джефферсон в самой известной из своих похвал сельскому хозяйству, — «являются избранным народом Бога, если у него вообще был избранный народ, чью грудь он сделал своим особым вкладом в основательную и подлинную добродетель».

Именно преобладание всех этих независимых фермеров сделало возможным добродетельное республиканское правительство в Америке. Они казались Джефферсону и другим американцам более свободными от тех порочных соблазнов, которые мешали европейцам принять республиканство. Пока Америка опиралась на их независимые плечи, она была в безопасности. «Развращение нравов в массе людей, — говорил Джефферсон, — это явление, примера которого нет ни у одной эпохи, ни у одной нации». [116]

Американцы не только называли себя нацией независимых фермеров, но и считали себя могучим размножающимся народом, более того, самым быстрорастущим народом в западном мире. Следовательно, «наше население, — заявлял Эзра Стайлз в 1783 году, — скоро охватит огромную территорию от Атлантики до Миссисипи, которая через два поколения станет владением, превосходящим британское». Это могло означать только, что «Бог задумал великие дела и… намерен сделать из нас великий народ». [117]

Именно потому, что американцы были оторваны от Европы и, как сказал Джефферсон в 1787 году, «удалены от всякой другой помощи, мы обязаны изобретать и исполнять; находить средства в себе, а не опираться на других». [118] Результатом этого американского прагматизма, этой способности «преодолевать любые трудности путем решения и придумывания» стало всеобщее процветание. Белые американцы наслаждались самым высоким уровнем жизни в мире, а товары всех видов были широко распространены в обществе. [119]

Самое главное — Америка была главной страной свободы. Американцы всегда были бдительным народом, ревностно относящимся к своей свободе и, как отмечал Эдмунд Берк, пресекающим тиранию при каждом дуновении ветерка. Они знали — об этом им говорил английский радикал Ричард Прайс, — что в западном мире зарождается «дух», берущий начало в Америке. Этот дух обещал «состояние общества, более благоприятное для мира, добродетели, науки и свободы (и, следовательно, для человеческого счастья и достоинства), чем то, которое до сих пор было известно… Умы людей становятся все более просвещенными, и глупые деспоты мира, вероятно, будут вынуждены уважать права человека и заботиться о том, чтобы не управлять слишком сильно, чтобы не управлять вообще». [120]

К началу 1790-х годов американцы уже не удивлялись тому, что их страна на самом деле привлекает беженцев из тираний Старого Света. Просвещенные люди повсюду признавали Соединенные Штаты особым приютом свободы. Весной 1794 года Объединенные ирландцы Дублина послали знаменитому ученому Джозефу Пристли свои наилучшие пожелания, когда он бежал от преследований в Англии в Новый Свет. «Вы отправляетесь в более счастливый мир — мир Вашингтона и Франклина… Вы отправляетесь в страну, где науку используют в лучших целях». Пристли был лишь самым известным из многих европейских беженцев, прибывших в Америку в 1790-е гг. Таким образом, у большинства американцев были все основания поздравлять себя, как они делали это при каждом удобном случае, с тем, что они, по словам ученого Дэвида Риттенхауса, «стали убежищем для добрых, гонимых и угнетенных людей из других стран». [121]

Американцы были свободны и независимы, потому что, как они сами себе неоднократно говорили, они были умным народом, который не мог быть легко одурачен своими лидерами. Революция сама по себе стимулировала их. Она дала «пружину активным силам жителей», — сказал историк из Южной Каролины Дэвид Рамсей в 1789 году, — «и заставила их думать, говорить и действовать гораздо активнее, чем они привыкли». [122] Уровень грамотности, возможно, и не был высоким по современным меркам, но по меркам XVIII века, по крайней мере для белых американцев на Севере, он был выше, чем почти в любом другом месте на земле, и быстро рос, особенно для белых женщин. Все их чтение делало их просвещенными. Джефферсон был убежден, что именно американский, а не английский фермер придумал сделать обод колеса из цельного куска дерева. Он знал, что это должен быть американец, потому что идея была предложена Гомером, а «наши фермеры — единственные, кто умеет читать Гомера». [123]