— Нет, это всё. Спасибо, что пришли и ответили на мои вопросы, — со всей любезностью, на которую был способен, произнёс Мстислав.

Александра тут же резко поднялась и, не прощаясь, пошла к выходу. Но когда открыла дверь, она обернулась.

— Я не прекращу свои прогулки. А в следующий раз, когда захотите меня допросить, задавайте более чёткие вопросы.

Ответа дожидаться женщина не стала, а просто молча прикрыла дверь и ушла.

— Это предупреждение, угроза или её очередная издёвка? — вопросил Раймо у задумчивого Мстислава.

— Не уверен, — отозвался тот устало. — Меня кое-что ещё заинтересовало. С чего она взяла, что убитых находят на поляне возле озера?

— Из-за слухов? — предположил Линнель, начав с характерным скрипом возвращать столы на место.

— Она не настолько общительная, — возразил Вяземский. — Неужто ты можешь поверить, что она болтала с кем-то настолько долго, чтобы дойти до обсуждения трупов и где их нашли?

— Но это возможно. Женщины непредсказуемы, — легкомысленно пожал плечами Линнель. — Может, она что-то покупала или обменивала у соседей и ей это тут же сообщили?

— Ты прав, я просто предвзят, — не стал спорить Мстислав, затем выкинул на время из головы мысли об Александре — всё равно ничего достойного у него на неё не было, собственно, как и на кого-либо вообще. — Где, кстати, Эрно и Ииро прохлаждаются?

Раймо тут же засветился — рассказывать о чём-то он всегда любил больше остальных, поэтому Мстислав постарался отречься от странного внутреннего предчувствия и вслушаться в то, что говорил Раймо.

Мирослава долго лежала среди толстых тяжёлых одеял, переворачиваясь с боку на бок и пытаясь задремать. Обеденный сон полезен для здоровья — утверждали знатоки в газетах. С тех пор как у неё стало побаливать сердце после пресловутой ночи десять лет назад и последующего «недуга», как она про себя его называла, ей нравилось тщательно изучать подобные разделы и по мере сил пытаться им следовать. Но сейчас здоровье, очевидно, не желало обогащаться полезным, поэтому ей пришлось распахнуть глаза сдаваясь.

Мирослава прислушалась к звукам жизни за окном, которые и не думали уходить на обеденный сон. Мычание коров, громкие голоса и смех, шум повозок и свистящих приказов — всё это было одновременно и очень знакомым, и очень чужим. В столице жизнь тоже кипела, особенно в летний период, но люди все же чаще находились за закрытыми дверями. А в сёлах вся жизнь и работа протекала на улице, словно нараспашку.

Мирослава приподнялась на локтях, чтобы выглянуть через шторку в окно и разглядеть светлое небо и яркое солнце, которое обогревало землю и людей на улице. Такая погода манила. Обычно к влечению, которое вынуждало Мирославу подняться с постели, она относилась с недоверием, но стоял день, а не ночь, и эта тяга была другого рода — на улицу ее тянуло что-то глубоко внутри, нашёптывающее, что именно там жизнь, там счастье и радость. Она не стала сопротивляться и поднялась, чтобы вновь облачиться в уличную одежду. Ей хотелось бы надеть что-то более свежее, но нарядов у неё с собой было совсем немного, поэтому привередничать не стоило — сегодня можно было доносить и этот.

Мирослава, не таясь, преодолела короткий коридор, а затем стала тихо спускаться по лестнице, по привычке не желая обращать на себя внимание. Она услышала, как работает ткацкий станок, и решила, что её уход останется незамеченным.

— Как только начнёт темнеть — возвращайся! Не пристало девице шастать одной вечером, да и ужин к тому времени будет готов! — громко воскликнула Марта сквозь шум, не отрываясь от работы.

Мирослава вздрогнула от неожиданности. Усилием воли она проглотила комок в горле и послушно отозвалась:

— Хорошо, буду вовремя!

Затем стремительно выбежала за дверь, закрывая её хлопком. Только спустившись с крыльца, она смогла свободно вздохнуть и успокоиться. Обернувшись, она с недоумением задумалась, что же её так испугало. Через пару мгновений она поняла, что это горячее чувство в груди, которое не даёт легко заговорить или вздохнуть — не испуг, а сантименты. Это её реакция на заботу Марты. Прежде такое чувство у неё возникало лишь при общении с Анатом Даниловичем — с тех пор, как она стала его помощницей.

Ей удалось занять такую должность, само собой, не сразу, а лишь по прошествии трёх лет, и то её нынешний статус был скорее случайностью или удачей, если в неё верить, потому что Анат Данилович приметил её только из-за мундштука, с помощью которого она курила папиросы — до этого он свято был уверен в том, что у них работают одни мужчины.

И, несмотря на то что среди мужчин курящая женщина была не самым приятным субъектом, он поинтересовался кто она, чем у них занимается, затем осведомился о любимой марке папирос и разбирается ли она в крепких напитках, а после предложил должность своего помощника, так как: «Все те, кто работал на меня до этого — были теми, кто, либо хотел меня подсидеть, либо круглыми тупицами. Первое у тебя не выйдет — женщина во главе никому ещё, как минимум лет пять будет не нужна, если, конечно, чухна всерьёз не займётся этим вопросом, а со вторым мне может повезти — если ты даже большая дура, чем они, то хотя бы сумеешь принести мне правильные папиросы и напиток, чтобы это закурить и запить».