Эрно, который скошенным взглядом наблюдал за ней, хмуро заговорил:

— Строго говоря, мы не животные, но зверь влияет на нашу человеческую натуру напрямую. Оставляет отпечаток. По крайней мере, так говорят.

— Ты ведь волк, — утвердительно сказала Мирослава, переводя взгляд на Эрно, который как никогда походил на животного: без очков, со встрёпанными сероватыми, словно седыми волосами, бакенбардами, хищным выражением лица, лишённым обычного исконно человеческого высокомерия. — Ииро и Линнель бросились убеждать Мстислава прийти в себя, а ты и Раймо нет. Даже несмотря на то, что ты волновался за меня, не стал оборачиваться, чтобы помешать медведю. Почему?

— Он бы тебя не загрыз, — непреклонно заявил он в ответ, но слегка ссутулился и опустил уголки губ.

— У Эрно были с детства проблемы с оборотом, а вконец возненавидел он обращаться с тех пор, как Мстислав уехал учиться и оставил нас на попечение своего отца. У него только начало получаться, но потом всё снова пошло наперекосяк, пока шеф не вернулся домой. С Раймо проще — он барсук, слишком мал для борьбы с медведем, но зато незаменим в слежке.

Мирослава обернулась.

Речь была немного невнятной и прерывистой, но в ней отчётливо угадывалась манера Ииро. Он стоял перед ней в одних штанах и накинутой кожаной куртке, обёрнутый в самодовольство, как в броню. Но было видно, что его круги под глазами до конца не исчезли, как, впрочем, и у остальных, и что он слегка морщится, припадая на левую ногу. Придерживающий его только внимательным и твёрдым взглядом, Раймо кивнул сам себе и пошёл в угол поляны, где оборачивался Мстислав.

Заметив направленный обеспокоенный взгляд Мирославы на свою ногу, Ииро беспечно пожал плечами и сказал:

— Скоро заживёт. В нашем положении есть и положительные стороны, но их начинаешь ценить гораздо позже.

Она невольно коснулась своей щеки, где от царапин, которые она получила в свой первый поход в лес, почти ничего не осталось.

Мирослава отчётливо ощутила в словах Ииро привкус пепла — огонь горечи больше не пылал, но оставил после себя воспоминания. Все четверо не казались, на первый взгляд, задетыми своей особенностью, не считая Эрно, но несложно было догадаться, каких трудов им стоило мириться с этим каждый день. Если учитывать то, что, помимо друг друга, как Мирослава успела понять, у них никого не было. Думая об этом, она продолжала пялиться на него, разглядывая загорелую кожу и, приковывающие взгляд, волоски на груди.

— Нравлюсь? — хмыкнул Ииро, но без привычного энтузиазма.

Мирослава тут же смутилась и отвернулась. Из ближайших кустов вышел Линнель, но полностью одетый и куда более опрятный, чем все они вместе взятые. Он иронично улыбнулся и махнул рукой. Мирослава хмыкнула.

— Во время обращения мы разрываем одежду, — пояснил вернувшийся с кислым видом Раймо, который, очевидно, был отправлен своим шефом восвояси. — Потому и накидку носим. Во избежание, так сказать. Ииро успел сбросить только штаны и куртку.

— А я вот пожалел свои вещи, — громко и хвастливо сказал Линнель, подходя ближе. — Как шеф?

Все взгляды устремились на Раймо, который пожал плечами и ответил:

— А он успел снять только пыльник.

Мирослава сначала нахмурилась, не до конца понимая, как вопрос связан с ответом, а затем до неё дошло, и она неожиданно звонко рассмеялась. Присутствующие устремили на неё неодобрительные взгляды.

— Не смотрите так на меня! — воскликнула она, не переставая смеяться. — Я только что узнала ваш главный секрет, увидела некоторых в виде животных, а он не выходит из кустов, потому что раздет! Это ведь немыслимо и действительно забавно.

— Нисколько, — строго отрезал Раймо — единственный, кто не пытался скрыть улыбку в связи с её отсутствием. — Прекратите! — добавил он, взглянув на остальных.

— Эрно был не прав — чувство юмора у нашей репортёрши есть, — хмыкнул Ииро.

Спустя мгновение на поляну всё же вышел Вяземский, завёрнутый в свой длинный кожаный потёртый плащ. Его края еле сходились на груди Мстислава, поэтому Мирослава окинула его тело лишь одним-единственным взглядом, а затем тут же уставилась на лицо, почувствовав, как щекам стало тепло.

Будто насмешничая над ним, тучи расступились, и на небе ярко, словно подснежники, выглядывающие из-под мёрзлой земли, засверкали звёзды. Привыкшие к темноте глаза стали видеть ещё лучше, и Мирослава со злорадным удовольствием понаблюдала за приближением недовольного и помятого Вяземского — волосы лежали как попало, борода всклочена, а на щеке виднелась царапина. Она сложила руки на груди, а затем приметила кое-что ещё. На нём красовались ботинки, и этот факт её вновь насмешил, и она не сдержала лукавой улыбки.

— Не желаю это обсуждать, — строго бросил он в сторону их компании, огибая их. — Пора по домам. Завтра предстоит сложный день.

Улыбка стекла с губ Мирославы, радость на сердце сдуло холодным ветром, и она зябко поёжилась. Но сдаваться не была намерена.

— Мстислав, ты не хочешь поговорить? — спросила она, ступая за ним в лесную тёмную чащу, которая всё равно казалась более доброжелательной, чем лицо, обернувшегося к ней боком, Вяземского.

— Мы уже обсудили то, что ты не станешь распространяться на тему того, что увидишь здесь. — Он грубовато усмехнулся. — Учитывая обстоятельства, твои слова брать на веру опасно, но у меня нет выбора.