Когда она уже почти отчаялась, то её взгляд зацепился за зелёное платье, сверкнувшее в тонких лучах бело-серебристого свечения луны. Мирослава узнала это платье. Она яростно стала двигаться в направлении его обладательницы, но чем ближе она становилась, тем дальше от неё удалялся силуэт убитой Клары. Её образ скользил над поверхностью воды, освещённый лунным ликом, чьи лучи становились все тоньше, пока не превратились в нити, которые могли в любой момент порваться. Мирослава что-то кричала Кларе, просила рассказать, кто с ней так поступил, но ответа не было. Когда Мирослава уже слишком устала, чтобы бороться, то перед её глазами вспыхнули огоньки, словно светлячки, а следом возле уха прозвучал еле слышный шёпот:

— Лебедь спасёт.

Сердце Мирославы покрылось ледяной коркой, она замотала головой и выскользнула из сна, возвращаясь в обычную человеческую темноту ночи. Она не открывала глаза, стараясь ни о чём не думать и лишь прислушиваться к тихому дыханию Ингрид рядом.

Мирославе вскоре удалось снова уснуть и её всю ночь преследовало ощущение, что кто-то гладит её по волосам, а по её щекам бегут холодные дорожки слёз.

Когда Мирослава решила перевернуться на другой бок, то она уже знала, что наступило утро. Даже сквозь закрытые глаза можно было почувствовать свет восходящего солнца, который пробирался сквозь незанавешенные окна. Она пошарила рукой и вторая половина кровати оказалась пуста. Если Ингрид уже встала и отправилась заниматься домашними делами, то рассвет Мирослава точно пропустила, а значит, и встречу на кладбище тоже. Это осознание не принесло ей ни радости, ни огорчения. В любом случае сегодня в её планы не входило видеться с Вяземским.

Она посильнее закуталась в тёплое одеяло, даже несмотря на то, что по спине уже бежали капельки пота. Таким образом ей хотелось согреться изнутри — она желала, чтобы холод и пустота исчезли. У неё в сознании обрывками вспыхивали фрагменты сна, но ей никак не удавалось припомнить подробности — с каждой секундой тускнели воспоминания, и вскоре она уже не могла припомнить, где начинался сон, а где фантазия — по итогу, с ней осталась тоска и необъяснимое чувство потери.

Когда Мирослава смирилась с тем, что одеяло не поможет, она нехотя распахнулась и открыла глаза. Следовало бы набрать воды, как вчера было обещано Ингрид. Наверное, если бы не это необдуманное обещание, то Мирослава бы продолжила лежать в кровати и страдать, но вещунья была к ней добра, и она не хотела отвечать ей чёрной неблагодарностью, поэтому поднялась на ноги и стала оглядываться в поисках своих вещей. Она обнаружила своё кремовое платье на пуговицах выстиранным и аккуратно висящим на дверце шкафа вместе с нижней сорочкой, а на другой дверце пиджак, на котором не было ни одной шерстинки. Мирослава улыбнулась, и её слабое сердце сделало парочку более уверенных и жизнеутверждающих ударов.

Облачившись в платье и завязав волосы в простую косу, Мирослава решила сразу отправиться за водой и, проходя мимо умывальника, проверила, сколько вёдер необходимо будет принести. Она заглянула внутрь бочки, чтобы через мгновение неодобрительно поджать губы. После того как закончила утренние процедуры, она решительно отправилась на поиски вещуньи.

Ингрид нашлась во дворе, занятая выдиранием сорняков. Она подвязала подол платья до колен и сверкала молочными икрами. На улице ещё не было сильной жары, и это создавало какую-то особенную атмосферу — соседи были тише, прохожие меньше спешили, животные дремали. Стояла благодатная тишина, которую не хотелось нарушать, а лишь продлить, чтобы как можно дольше наслаждаться.

— Доброе утро, — сказала Ингрид доброжелательно ещё до того, как Мирослава приблизилась к ней.

— Доброе утро. Зачем ты набрала воду в умывальник?

Услышав строгие нотки в голосе, вещунья через плечо смерила Мирославу весёлым взглядом.

— Чтобы умыться? — предположила она.

— Я обещала набрать тебе воды, — сухо напомнила Мирослава. — Ты и так позволила мне у себя переночевать, так ещё не позволяешь мне отплатить тебе за эту доброту.

Ингрид хмыкнула и вернула своё внимание к грядкам.

— Если ты проснулась в плохом настроении, то советую присоединиться ко мне. До того, как солнце взойдёт, пропалывать грядки даже приятно. Это успокаивает нервы и душу.

Мирослава поняла намёк и тут же подвязала своё платье, но более бережно, чтобы как можно меньше его помять, и опустилась на корточки с другой стороны грядки.

Ингрид улыбнулась ей, но ничего не сказала. Мирослава и сама не заметила, как рой жужжащих мыслей, по мере выдирания травы, утих, и ему на смену пришла рабочая сосредоточенность. Не та же самая сосредоточенность, что возникала во время курения папиросы, но тоже помогало прочистить голову.

Прошёл где-то час, когда Ингрид выпрямила плечи и тихонько застонала, вставая на ноги.

— Наверное, на сегодня достаточно, — задумчиво проговорила она, с удовольствием разглядывая проделанную работу.

Мирослава вскинула голову и завертела ею из стороны в сторону.

— Мне недостаточно. Можно я ещё чем-то займусь?

— Хорошо, — пожала вещунья плечами. — Прореди морковь. С длинными хвостиками не трогай, а более хиленькие отправляй к сорнякам. Я пока схожу за свежим молоком и яйцами. Вчера вечером я замочила в простокваше крупу, поэтому у нас на завтрак будут традиционные ржаные колобы с крупой.