– Одевайся! – Похоже, мое хваленое долготерпение дало трещину.

Обернулся и обнаружил, что дамочки тоже замерли, уставившись на солидное достоинство приятеля.

– Думаю, пора звать солдат, - простимулировал я жриц любви к более активному надеванию того, что они с куда большим удовольствием обычно снимают.

Пока Орм пытался найти правильную для левой ноги дырку в подштанниках, девицы полностью оделись и уставились на меня испуганным взглядом. Я позвал ожидавших меня снаружи воинов и приказал отвезти девушек в шатер для военнопленных, который пока еще пустовал. И также попросил позвать сюда Бьерна.

Когда солдаты увели девиц, я снова обернулся к виконту, все еще путающемуся в своих вещах.

– Почему ты не готовишься к сражению, это один вопрос, который мы с тобой обсудим завтра. А вот зачем ты забрал из моего шатра все чешуйки обогрева, а также водные, ты мне сейчас ответь!

– Элиот! Друг! Ты же мне друг?

– Я жду!

– Ну скажи, зачем понапрасну тратить их энергию, обогревая пустой шатер? А? Ну скажи мне! Тебя же не было! Зачем?

– Ну, наверное, затем, чтобы я мог согреться, когда вернусь, а еще обсушить свою одежду да отогреться в горячей воде? А? Как ты думаешь, дорогой мой заботливый друг, наверное, за этим? – мой вкрадчивый тихий голос все больше напоминал шипение змеи, и я снова почувствовал, что мои щеки немеют, покрываясь чешуей.

Два раза подряд за полчаса заставить меня принять частичную трансформацию, это нужно еще постараться! Похоже, мой названный братец слишком удобно сел мне на шею. А я, думаю, уже с лихвой расплатился за ту юношескую услугу. Лучше бы я признался тогда в своем проступке да выслушал нравоучения отца, промучившись всего один день, а не последние десять лет, сколько я терплю выходки наглого виконта.

– Ну что, оделся?

Орм пьяно кивнул.

– А теперь вот тебе три красные чешуйки, чтобы совсем не замерзнуть к утру, и марш в мой холодный шатер! Думаю, это будет вполне справедливо! Я устал с дороги и вместо того, чтобы уже давно спать в теплой постели, должен стоять тут в мокрых сапогах и мокрой одежде, а потом возвращаться в промерзший насквозь шатер? Нет уж, увольте!

Орм еще раз икнул и со страхом уставился на три красные чешуйки, которые я сунул ему в руки. Его взгляд стал более осмысленным, он уже понял, что слишком зарвался, поэтому спорить не осмелился.

В этот момент явился Бьерн. Переведя понимающий взгляд с виконта на меня, замер в ожидании поручения.

– Бьерн, отведи виконта в мой шатер, да приставь охрану, чтобы он не вздумал отправиться к кострам воинов и не позорил свой род неподобающим видом!

Слуга кивнул и, умудряясь смотреть на более высокого, хотя и худощавого Орма сверху вниз, кивком поторопил его на выход.

Оставшись один, я брезгливо посмотрел на не вполне чистую воду, но ждать, пока ее сольют и наберется новая, сил у меня уже не было. Бросив в купальню еще несколько красных чешуек, я начал поспешно раздеваться.

Глава 17. Дорога в большой мир

Поначалу все шло совсем не плохо. По пологим холмам идти было легко. А там, где склон был более крутым, Раун заставлял меня подниматься немного странным шагом, сильно раскачиваясь из стороны в сторону. Так и правда было карабкаться наверх легче. И, со слов парнишки, мне нужно было запомнить эту манеру ходьбы и стараться так идти и по ровной земле.

Так мы с ним и шли почти до самой темноты, то поднимаясь, то спускаясь с холмов, и, понимая, что вскоре мне в одиночку предстоит путешествовать по чужому для меня миру с непонятными правилами и неведомыми опасностями, становилось страшно.

Ведь выходит, что во всем этом мире нет ни одного человека, к которому я могла бы обратиться за помощью. И только теперь я в полной мере осознала, насколько в тепличных условиях жила в своей прошлой жизни с богатым отцом, с его многочисленными связями.

Когда уже совсем стемнело, мы расположились на ночлег на самой верхушке высокого холма. Это Раун сказал, что так мы издалека первые увидим, если в нашу сторону будет кто приближаться. Но, чтобы в свою очередь не увидели нас, костер мы разжигать не стали. Скромно поужинали тем, что собрала в дорогу Гертруда, и легли спать прямо на землю.

Ночь была теплой, теплой оказалась и земля после жаркого дня. Раун с хитрой улыбкой вытащил из своего заплечного мешка то самое лоскутное одеяльце, которым я укрывалась в доме Гертруды, и, протянув его мне, сказал, что это прощальный подарок от их семьи.

Я с благодарностью приняла его и прижала к груди, как бы ища у него защиты. Затем завернулась в него и легла на низкорослую, пожухлую на жарком солнце траву. Я некоторое время лежала без сна, глядя в темное, усеянное мириадами звезд небо, и пыталась отыскать знакомые созвездия. Но, увы, не нашла ни одного.

Я размышляла о том, где же я на самом деле оказалась? Язык, на котором мы говорили, казался мне родным, хотя Гертруда мне сказала, что такое понятие, как «русский», она не знает, что само по себе уже было странно. Она же этот язык назвала «всеобщим».