«Шибко же обмельчало мужичье у вас в селе» — тяжко подумал он, но в слух того говорить не стал.

— Плох тот мужик, что женку по злату выбирает. Берегут вас Боги от жениха, что нужды боится. Поверь, матушка, не нужны вам такие сваты.

— Верные ты слова говоришь, Воимир, — вздохнула старушка, тревожно поглядев на свою названную внучку, что сейчас шумной стайкой окружили причитающие бабоньки. — Да только любой девке своего бабьего счастья охота. О детишках грезит моя горемыка…

— Всему свое время, — спокойно ответил мужчина и глянул на перевалившее за полдень солнце. Время шло, а на душе от чего-то делалось все неспокойнее.

— Остался бы у нас погостить, Воимир, — сказала вдруг старушка, ухватив его за руку.

Мужчина нахмурился.

— Обижает кто?

— Нет, что ты! У нас народ мирный, — затараторила старушка. — Уважить мне тебя хочется. Живем мы не богато, но чай не отпустим не обласканным. Коли б не подоспел ты… — тонкие губы старушки задрожали.

— Не серчай, матушка. Не могу я гостить нынче, — ответил Воимир. — Спешу.

Он и сам не ведал от чего подгоняет себя. Но с самого восхода солнца его не отпускала нарастающая в груди тревога. Не известно, что тому послужило причиною, но крепла внутри уверенность — беда крадется к заимке. Беда. И нет его там, чтоб прогнать злую.

Старушка печально кивнула.

— Гостинчиков возьми, сынок. Отдаримся хоть тебе за спасенье, — проскрипела она. — Айда, вон туды. Недалече у меня изба-то.

— Не в этот раз, матушка. Не держи зла. Слово даю — еще проведаю вас.

— Будем ждать тебя, Воимирушка. Внученька будет радехонька тебя повидать, словом добрым уважить. Это она с перепугу отшатнулась-то, не подумай. Добрая Весена девка, благодарная.

Мужчина вздрогнул.

— Как ты, матушка, говоришь имя ее?

— Весеной зовут, — повторила старушка, умильно глядя ему за спину на плачущую девушку.

Воимир перевел дыхание, горло сурового мужчины сдавило.

— Загляну, — кивнул он, сглатывая твердый комок. — Здравия вам с… Весеной.

Мужчина поклонился. Поспешил к коню, сдерживая рвущуюся наружу боль. И, лишь выехав за пределы села, слез, упал на колени в траву и позволил себе горестно зарыдать.

***

Леона все же пошла на занятие. Она упрямо поднялась с пола, умылась, оделась, повязала платок на шею, спрятав ее от солнца и ветра. Спускаясь в горницу, заплела косу, и, вяло махнув возившейся у печи Лесяне, вышла из избы. Легкий летний ветерок обдал ее теплом, принес с собой запах свежескошенной травы, что тащили парни с полей, и она ощутила себя бодрее. Казалось, само солнце питает ее силой. На мгновенье она подняла лицо к небесам, наслаждаясь теплом.

— Я уж думал не явишься, — хмыкнул Дар, когда она пришла на ристалище.

Девушка пожала плечами.

— Отчего мне от науки бегать. Сказано ж Витаной было — иду.

Словцен заканчивал чертить круги. Оглянулся на подругу, улыбнулся приветственно. Но едва разглядел ее бледное лицо, как тут же пролегла у него на лбу тревожная складка. Девушка коротко мотнула головой — безмолвная просьба ни о чем не расспрашивать. Парень вздохнул удрученно, но кивнул.

Губы девушки растянулись вдруг в веселой усмешке. Словцен покачал головой, стараясь сдержать улыбку, но уже пробрались в глаза проворные смешинки. Леона улыбнулась шире, засмеялась звонко, и он не сдержался, подхватил ее смех.

Хорошо, когда есть добрые друзья, которые понимают тебя без слов.

Дар глянул на них, усмехнулся.

— Леона, пойди, сюда, — подозвал он девушку. — Тебя вновь не было здесь на заре, — заметил он, когда та подошла.

— Извини. Спала скверно…

— Дело-то твое, — спокойно ответил он и добавил: — будь моя воля, и вовсе бы не звал тебя по утрам — нечего девке за мужское дело браться.

Леона помрачнела — в необходимости владеть оружием она уже успела убедиться на собственной шкуре.

— Верно. Пусть лучше девку прирежет первый же душегуб, — едко ответила она.

Дар нахмурился.

— Я не обидеть тебя хотел... — Он пристально посмотрел на девушку и не стал договаривать. — Не здорова ты. Поди досыпай.

Леона не сдвинулась с места.

— Здоровье в крепком теле, — упрямо ответила она.

Дар помолчал.

— Дурная ты. — Он махнул рукой. — Иди на тропу, коли силы некуда девать. Вернешься — встанешь в круг.

Леона выдохнула. Она уже была готова, что придется спорить.

Бег по началу давался тяжко, будто она тащила на себе по меньшей мере теленка. Но совсем скоро разошлась кровь, разогрелось тело, и бежать стало легче. Казалось, и тропка сама под ноги дорожкой прямой ложится, будто и не торчали на ней по дюжину кривых корней на сажень. Тропа подходила уже к концу, и девушке казалось, что ушла наконец из тела угнездившаяся в нем слабость. Только сердце от чего-то начинало колотиться в грудине все шибче. Но что в том, казалось, страшного, коли силы вернулись? Она уже предвкушала плодотворное занятие: а ну как сегодня удастся увернуться от жухлой картошки? Да не по разу, а от нескольких подряд! Она представила, как это увидел бы внезапно приехавший наставник, и усмехнулась — вряд ли он ждет от нее столь быстрого успеха. Здорово было бы его удивить…