Витана облегченно вздохнула.

— Ежели ты сама Гостомыслу не расскажешь, то скажу я, — хмуро предупредила она, поднимаясь с постели.

— Я справлюсь, — хрипло ответила Леона.

— Вижу я, как ты справляешься.

Леона с трудом села.

— Спасибо, что помогла, — тихо поблагодарила она подругу.

— Пожалуйста, — строго ответила Витана.

— Как ты это сделала?

— Не должно быть тебе до того дела. А коли расскажешь кому…

— Я слышала. — Леона устало улыбнулась. — Я не стану болтать.

Витана нахмурилась на миг, но потом выдохнула, усмехнулась.

— Вставай давай. Словцен уже картошку на ристалище тащит.

Дверь за Витаной закрылась.

Леона спустила ноги с постели и поднялась. Деревянный пол холодил босые ступни. Голова была ватная, тело не слушалось, руки начало мелко потряхивать. Она досадно нахмурилась, уже предчувствуя, тяжкое утро. Нутро угрожающе сжалось.

Девушка осторожно опустилась на колени подле сундука, подняла крышку, нашарила кожаный мешочек и дрожащей рукой вытряхнула из него кусок припасенного для Флокса сахара. Она торопливо запихнула его в рот и бессильно осела рядом. Рот наполнился слюной от ядреной сладости.

Бешено стучавшее сердце стало униматься, отступила тошнота.

Леона запрокинула голову назад, уткнувшись затылком в перину, и измученно посмотрела в дощатый потолок. За последнюю седмицу она совсем обессилила… С тех пор, как Верхуслава стала жить в дальней бане вместе с новенькой, преследующие Леону во снах мертвецы стали появляться каждую ночь.

Редко теперь домовушка наведывалась в общинные избы. А коли и заглядывала, то едва ли на долго — ее дело сейчас было находиться подле новенькой.

— От жеж девка бессовестная! — раздалось однажды у Леоны в комнате, когда она старалась хоть часок поспать после обеда. — До коле еще упрямиться-то будешь? — сердито спрашивала засуетившаяся вокруг нее Верхуслава. — Гляди, мне: ежели за седмицу так и не сходишь к Гостомыслу, то я молчать боле не стану!

— Я поговорю с ним… — неловко пообещала Леона, уже тогда понимая, что лукавит.

Казалось, Гостомысл и сам видел, что с его ученицей творится неладное да, верно, ждал, когда она сама будет готова поделиться. Но Леона упорно молчала.

С последнего их урока минул уж без малого месяц — на дворе уже входил в силу цветень, а на занятия Гостомысл ее так и не приглашал. И даже боле того — велел не заходить глубоко в лес. Туда, где завсегда проходили их уроки… Леону раздирали противоречивые чувства.

«Стало быть, не время еще», — вспомнила она слова старца и тяжело вздохнула.

Восстали в памяти величественные древние врата… Может, Гостомысл ошибся?.. Может и не призывали они ее вовсе? Сама набрела… Да и летом, видно, не она была виной тому, что открылся проход в иной мир. Совпало… Верно и он это понял, да разуверился в ней.

Горечь обиды растекалась в душе. Но вопреки этому, в тайне от самой себя, девушка все-таки радовалась этому затишью…

Ведь проведи он с ней хоть часок в последние пару седмиц, и, верно, уйти от разговора уже бы не вышло — слишком уж сильно пожрала ее нечисть. Леона явственно ощущала, как после каждого черного сна крохотная частичка ее самой остается в мире ночных кошмаров. Сумей она взглянуть на свое проявление в незримом мире, и верно, увидела бы, как истончилось и ослабло сияние ее сущности. А уж Гостомысл и подавно разглядел бы завладевшую ею хворь — слишком многое мог видеть этот мудрый старец, слишком многое понимал.

Но в общине с начала весны его толком не бывало, за последние пару седмиц он и к столу-то являлся едва ли не тройку раз. А последние дни и вовсе уделял время лишь Милене… Леона со стыдом ощутила, как в груди шевельнулся колючий росток ревности…

— Леонка! — донесся из горницы окрик Витаны. — Идешь ты к ним, нет?

— Иду! — слабо откликнулась Леона и попыталась встать. К горлу вновь подкатил горький комок.

— Ох, да что ты будешь делать, — раздался вдруг встревоженный голос Верхуславы. — Опять свою нечисть кормила? — спросила она, подходя ближе.

Девушка подняла на нее уставшие, покрасневшие глаза.

— А ну пей, — хмуро велела домовушка, протянув ей глиняную чашку.

Леона приняла ее трясущимися руками и скорее отхлебнула горячий напиток. По телу разлилась целебная сила взвара.

— Все, девка. Я боле ждать не стану! Сегодня же Гостомыслу обо всем поведаю, — строго сказала Верхуслава. — Этак ты себя заживо им скормишь!

— Не надо, — простонала Леона, умоляюще глядя на суровую домовушку.

— Да, что же это такое! Думалось мне, будто есть у тебя в голове чего толковое. Да видать ошибалась! — Верхуслава сердито поджала губы. Не столько от гнева, сколько от страха за неразумную девку.