— Да куда жешь, ты, хоробор! — всплесунла руками причитавшая старушка. — Поди скорей сюды, ретивец! Хоть тканюшкой тебя обмотаю! Задохнешься ить!

Воимир затормозил, перевел на нее помутневший взгляд, подошел.

— Остался там кто? — низко произнес он, пока старушка спешно вымачивала рогожку.

— Остался, остался! — тараторила та. — Я исть понесла им, а прихожу — все пылат! Девки тама были! Накануне ярморочных седмиц на поклон к Многоликому пошли, чтоб торжища-то в селе удалися! Четверо-то убегли, да пятая тама осталася!

— Что ж никто не вывел? — тяжело спросил он.

— Уж больно лихо огонь разошелся, забоялися… — горько ответила она набрасывая на него огромную мокрую холстину. По телу тут же побежали струйки ледяной воды. — Как звать-то тебя, хоробор?

— Воимир, — коротко ответил мужчина и, не дожидаясь ответа, понесся ко входу в святилище.

— Ну, Боги с тобою, Воимир, — в след ему пожелала старушка и сжала мокрыми ладонями маленького божка, что лежал в кармане ветхой поневы. — Одари Многоликий нас своею милостью, сбереги от беды, про белую нить…

Лихо захватил огонь Божий Дом, клубился алый, пожирая бревна. Мужчина натянул мокрую холстину на голову, склонился и влетел в пылающий ход. Лицо опалило жаром. Обожгло нутро горячим воздухом, защипало глаза от едкого дыма.

Трудно было разглядеть кого в алых отсветах жадного пламени. Слабы были человечьи глаза… Еще пуще засвербела кожа, готовая слезть, обернувшись черной шкурой.

— Есть кто живой? — крикнул он, оглядывая небольшое святилище, и закашлялся.

Но ответом ему был лишь треск пылающих бревен.

Воимир ругнулся, заглушая собственный утробный рык. Подтянул к лицу мокрую, ставшую уже горячей холстину. Прищурился, храня глаза от жара, и вгляделся в густые тени, что пролегли средь пляшущего огня в скудном убранстве молельни. Привыкли глаза, приноровились к пеклу. И он наконец заметил бездвижное тело девушки.

Не поскупились местные селяне, требище поставили добротное, каменное — камень и стал ее спасением. Несчастная забралась под низкую неровную столешницу у самого изножья идола, прячась от жгучего огня. Да только давно уже пылала деревянная статуя, и языки пламени вот-вот готовы были влезть под требище, слизнуть с земляного пола недвижимую добычу.

Ругнувшись, Воимир рванул вперед, склонился к горячему камню и вытянул из-под него бесчувственную девушку. Поднял ее на руки, накрыл полами еще сырой холстины и, склонив голову, кинулся сквозь перекрывший вход огонь.

Снаружи уже поджидали бросившие ее подруженьки. Перепуганные, зареванные. С надеждой глядели они на нежданного спасителя. Едва Воимир опустил бездвижное тело девицы на землю, как они со слезами на глазах тут же кинулись ее обнимать.

— Прочь, — только и сказал он. И суетливые девки тут же шмыгнули назад.

Мужчина откинул холстину и торопливо склонился к груди девушки. Прижался ухом, прислушался, старясь заглушить собственный сумасшедший стук сердца, и едва не разрыдался от облегчения — успел-таки, жива была девица. Жива! На миг он замер — ему вдруг показалось, что перед ним лежит совсем другая… Прекрасная, черноволосая, но чуть старше… Роднее… Сердце сжалось, кольнуло болью, и видение тут же развеялось. В глазах защипало. Он прикрыл на краткое мгновенье веки и мысленно приказал себе: «Давай, остолоп, дело еще не окончено…». Шумно выдохнув и тряхнув головой, мужчина перевернул девушку на бок и стал широкой ладонью жестко растирать ей спину.

Подоспела старушка, таща в сухоньких, но все еще полных силы руках кадку с водой. Подбежали бабы, помогли. Стали умывать девку холодной водицей. Растирать ей грудину, снимать обувку, тереть жесткой холстиной ей ноги.

Совсем скоро девушка закашлялась. Открыла глаза, увидела пылающее святилище, Воимира и испуганно заплакала. Мужчина убедился, что девица в порядке, и уступил место ее подружкам.

— Ну, Воимир, весь оставшийся мне век добрым словом тебя помнить буду, — сердечно отблагодарила его старушка, утирая с морщинистой щеки покатившуюся слезу.

— Где ж родичи ее? — спросил мужчина, сурово оглядывая местных мужиков. Ни один не полез в пламя. А ведь не сразу огонь по святилищу разошелся, можно было успеть…

Воимир презрительно дернул губой.

— А нету их. Почитай уж второй оборот сиротой живет, — вздохнула старушка. — Я ее к себе забрала, вдвоем все не так одиноко.

Мужчина понимающе покачал головой.

— Ни родичей, ни жениха… Не идут к нам сваты… — пожаловалась старушка. — Пригожая она девка, да токма без приданного осталася. Погорело все, вместе с родичами и погорело…