Ее он увидел, когда она переходила мост, и сначала решил, что ему показалось. Из предметов туалета на девушке имелась только юбка, длинная, с вырезами по бокам. Спина же абсолютно голая. В предрассветный час кожа девушки отливала голубым. Или она замерзла?

Он нагнал ее уже за мостом. Она шла с гордо поднятой головой, скрестив руки на груди. И не обращала никакого внимания на его развалюху «Волгу». Появись на проселочной дороге танк, она бы не среагировала. «Может, не в себе?» — подумал он и крикнул:

— Эй, малышка, может, тебе совсем раздеться?

Она встрепенулась, будто сбросив сон, и воскликнула:

— Эдьэ мэг а фэнэ![1]

— Что ты сказала? Ну-ка, повтори! — Он до такой степени обалдел, что даже высунулся наполовину из своей трахомы. — Эдьэ мэг а фэнэ? Вот это новость! До сих пор я считался единственным носителем венгерского языка в области!

— Как видишь, появился еще один носитель, — усмехнулась девушка. Она смерила его долгим взглядом, после чего спокойно сообщила: — Ты меня разбудил.

— Прости, не знал, что можно спать в таком положении. — Он бы попрощался и продолжил путь, но незнакомка завораживала. Мимо такой не проедет даже закоренелый женоненавистник. — У меня есть запасная рубаха. Примерь!

— Очень кстати! — вдруг обрадовалась она. — А ты — в город?

— Ну, конечно!

— Подвезешь?

— Какие могут быть сомнения? — Он пригладил свои черные, гуцульские усы, и в его темных, глубоко посаженных глазах сверкнули озорные огоньки.

Она утонула в его белой, нейлоновой рубахе. Пришлось закатать рукава.

— Держишь для торжественного случая? — поинтересовалась она.

— Считай, что он представился.

Девушка снова смерила его долгим взглядом, отчего парню стало не по себе. Но он был человеком веселого нрава и при любых обстоятельствах улыбался.

— Иван, — протянул он ей руку, — можно Иштван, можно просто Мадьяр.

Она пожала плечами, хмыкнула и вложила свою узенькую ладонь в его широкую и грубую.

— Аида…

Когда девушка уселась на заднее сиденье и вновь затарахтел мотор, Иван заговорил, время от времени посматривая на Аиду в зеркало:

— Вообще-то я с Западной Украины, угораздило родиться в мадьярской деревушке. Венгерский знаю лучше родного украинского. Когда мать умерла, меня отправили сюда, на Урал, к родственникам. Тут и пришла ко мне слава, — произнес он с иронией. — Нет, конечно, в таком большом городе, как Свердловск, жили мадьяры, совершенно обрусевшие. Единственный носитель языка обитал в Каменск-Уральском, старина Габор, но с ним возникали проблемы, возраст, расстояние… Меня взяли на заметку уже в девятом классе. Тогда я заработал свои первые бабки, во время Московского кинофестиваля. Дублировал целый фильм. Представляешь? И не кого-нибудь, а Золтана Фабри! С тех пор пошло-поехало. Старину Габора оставили в покое. Ох, и зарабатывал же я! По советским временам — целое состояние. Да все профукал по молодости! Теперь мне перевалило за тридцать, и бабки даются намного труднее. Сама знаешь, после перестройки связи с Восточной Европой у нас похерили, и моя переводческая деятельность пошла на дно…

Некоторое время ехали молча. Иван вырулил на автостраду с большим движением и внимательно следил за дорогой.

— Ну, а ты о себе не расскажешь? — спросил он и тут же спел хорошо поставленным голосом: — Са-ай сарро позор бибарледи ингоше[2]…

Аида хмыкнула и повела плечом.

— Ты что, принял меня за вампиршу?

— Да это старая мадьярская песенка. Ей уже лет двадцать. Неужели не знаешь? Впрочем, тебе, наверно, нет еще и двадцати?

— Я — не мадьярка, — огорошила она Ивана, — а венгерскому меня научила прабабка-цыганка. Она другого языка не знает. Старуху никто не понимает, кроме меня.

— И сколько ей, твоей прабабке?

— Девяносто с хвостиком. Точный возраст не скажу, она — все-таки женщина. Молодость ее прошла в Венгрии, а в Страну Советов попала после ихней революции…

— Коммунистка, что ли?

— Вроде того. Давай сменим пластинку, — предложила Аида. — Не люблю рассказывать о себе, да и рассказывать-™ нечего. Сам же определил мой возраст. Жизнь только начинается…

— Слушай, ты в карты играешь? — перебил ее Мадьяр.

— Нет.

— Давай научу! Мы могли бы с тобой такие дела прокручивать! Прикинь, подаем друг другу знаки по-венгерски! Никто не врубается. Ведь кроме нас в городе…

— Цыгане знают венгерский, — перебила его Аида, — и в карты они играть не дураки! И потом, что ты мне предлагаешь?

— У тебя что, бабок куры не клюют?! — возмутился он. — Ходила бы ты тогда с голой… спиной… — Иван вдруг рассмеялся, но поймав в зеркале заднего вида ее взгляд, сразу угомонился и примиренческим тоном сказал: — Ладно, не сердись. Ведь надо как-то крутиться! Я, если честно, на мели. Можно сказать, ищу партнера по бизнесу. Вот встретил тебя. Вижу — умная, красивая, и палец в рот не клади, да еще цыганка. Сразу в голову пришла шальная мысль.