Главный оппонент директора, доктор технических наук Илья Петрович вышел к доске, висящей в актовом зале.

— Товарищи коммунисты! Давайте проанализируем, так сказать, жизненный путь нашего уважаемого Константина Георгиевича. 1938 год — первый брак коммуниста Долинского. 1945 — первый развод. Вот он снова женится, вот — разводится. Вот снова женится… — Профессор твердой рукой разметил на доске систему координат и стал строить кривую. — Совершенно очевидны закономерности, позволяющие достаточно точно прогнозировать тенденции дальнейшего морального разложения товарища Долинского: амплитуда синусоиды увеличивается, интервал сокращается, что вполне удовлетворительно описывается следующей формулой…

Тихо повизгивая от восторга, мы с Мареком сползли под кресла. Зал задыхался от подавленного смеха. Сидящий в президиуме представитель горкома, закрылся носовым платком и громко сморкался…

Партийное собрание института единогласно проголосовало: «За нарушение коммунистической морали и партийной этики объявить коммунисту-руководителю… строгий выговор без занесения в учетную карточку».

Вот этот самый «сморкающийся представитель» и изменил в этот вечер мою судьбу.

Я еще не успел вывести на АЦПУ распечатку «пули» для намечающегося преферанса, как в лабораторию вбежала секретарша директора Верочка.

— Ярослав! Тебя срочно в партком.

— Какой партком? Десятый час!

— Там тебя этот ждет, из горкома.

— Ребята, без меня не начинайте! Я минут через пять вернусь.

Прошло почти десять лет, а я все еще не вернулся…

В кабинете секретаря парткома меня встретили как-то странно. Наши парткомовцы переглядывались между собой и загадочно поглядывали на меня. «Представитель» предложил мне сесть и без длинных предисловий торжественно сообщил:

— Есть мнение направить вас, Ярослав Николаевич, на службу в органы внутренних дел! Вы член партии, отслужили в Советской Армии, работник опытный, общественник. Вот товарищ подсказывает — кандидат в мастера спорта по борьбе, это тоже неплохо. Партком института вас рекомендует.

«Вот паразиты!» — подумал я про себя, украдкой показывая кулак Веньке Примову — представителю нашей лаборатории в парткоме. А вслух спросил:

— Простите, а что я там буду делать? Я не юрист, а программист, переучиваться поздновато…

— А нам сейчас нужны именно программисты. В министерстве открывается вычислительный центр. Туда мы вас и направляем. Получите звание лейтенанта милиции…

— Да я, в конце концов, просто не хочу. У меня еще от армейских сапог мозоли не прошли!

— А вас, товарищ Громов, между прочим, никто и не спрашивает! — Голос «представителя» посуровел. — Это партийное поручение и большое доверие. Понятно?

— Так точно!

— Вот это другой разговор. От лица горкома и парткома поздравляю вас, товарищ Громов! Желаю успехов в службе и… — «представитель» отечески улыбнулся, — дослужиться до генерала!

— Служу Советскому Союзу!

Вот так программист Громов стал ментом, а дальнейшая служба пошла своими извилистыми тропками, приведшими его в службу БЭП.

Программист. Файл 1. Компьютерная мораль

Я, Лушин Павел. Программист. Хотя, вообще-то, если верить диплому. — философ, А кто на самом деле, сам затрудняюсь сформулировать. Наверное, пока просто нет такой специальности. Я потому и пошел на философский, что меня еще со школы мучили простые мысли: как мы думаем? что такое вообще «думать»? Увы, в книгах ответа не нашлось, и я понял, что его нужно искать самому.

Некое «озарение» пришло случайно. Вместе с руководительницей моей курсовой я попал в институт. Мне было неприятно слушать, как она доставала кибернетиков своими заумными идеями, впрочем, они, по-моему, от души веселились. А меня как током дернуло: а вдруг все это не так глупо? А действительно, что будет, если машина прочтет «Анну Каренину»? Не в конкретной «Анне», конечно, дело! И, разумеется, не на идиотском «языке» для инженерных придурков. Не все философы — пеньки, как думают герои «нашего времени» — программисты. «Ничего не будет!» Ничего — не бывает! Посмотрим, кто будет смеяться последним…

Господи, сколько сил ушло на эту трижды проклятую «Анну»! Из какого-то мазохистского принципа я решил, что реализую свои пока смутные идеи обязательно на этом романе. Назло самодовольным программистам, что ли?

Диссертацию пришлось забросить. Хорошо, что именно на это время пришлась мода на социологию. Для меня нашлось довольно приличное место в социологической группе при горкоме комсомола. Конечно, рутина квазинаучных и псевдосоциологических исследований с заданными «сверху» результатами и выводами заедала. Меня спасло приличное к этому времени умение программировать. Умение «обсчитать» анкеты да еще получить при этом «нужные» результаты поставило меня в особое положение среди социолухов. Меня высоко ценил главный куратор и заказчик — второй секретарь горкома, что давало мне определенную свободу, а главное — все дефицитное тогда машинное время было в моем распоряжении.

Разве я мог знать, начиная свой адский труд, сколько мне потребуется этого времени! Пока вводил роман в машину — на перфокартах! — я не просто выучил его наизусть, он стал частью моей жизни. Вспоминая то время, я уже не могу понять, кто для меня реальнее: горкомовские социолухи или семья Карениных? Наконец вся она ТАМ, в ПАМЯТИ!

Эх, если бы это делать сейчас! Сканер, прямой ввод… Наверное, при тогдашней моей работоспособности управился бы за пару недель!

Но все это даже не полдела — десятая? сотая? тысячная доля? Что делать с ней дальше?