— Нет его дома, — забираясь в уазик, расстроенным голосом отчиталась Гринева.

— Ты хорошо стучала? — перебила Лиза.

— Хорошо, во все окна стукнулась, в двери тарабанила. Тихо там, и темно. Может, случилось чего? — задумчиво протянула Оксана, с тревогой поглядывая на дом Зверева. — Егор в мастерски собирался, может, увлекся работой, про время забыл. Или произошла неприятность какая…

— Вот что я решил, девоньки. Значит так, Егорову невесту везем в новый дом.

— Да я хотела к себе забрать… — начала было Оксана, но председатель не дал ей договорить.

— Вам, Оксана Игоревна, надо хорошенько выспаться. Завтра на работу. А гостья товарища Зверева дамочка беспокойная, измучитесь с ней за ночь. А там дом — полная чаша, да и самостоятельная, как погляжу, поди, одна не пропадет-то. Мы ей там все удобства организуем, палочка гляжу, у нее имеется. До нужника доковыляет, недалеко там. Что покушать тоже сообразим, и пусть себе спит да отдыхает на здоровье. А там, глядишь, и Егор Александрович объявится, сам все порешает. Мы ему сейчас записочку организуем и в дверь засунем. А песик его, что же, тоже нету? — внезапно поинтересовался Иван Лукич.

— Щенок? Щенок дома, — пробормотала Оксана. — Голодный, наверное… надо ему покушать принести, и водички налить.

— Вот и правильно, вот и хорошо, — радостно заулыбался Звениконь. — Ну что, девоньки, едем.

— Погодите! Я не согласна! Я хочу остаться здесь! — возмутилась Лизавета.

Решая вопрос с ее заселением в какой-то новый дом ни Гринева, ни Звениконь мнения столичной гостьи не поинтересовались, что Баринову до крайности возмутило.

— А тут, как говорится, единогласно проголосовали, один воздержавшийся не в счет, — хохотнул председатель. — Выбор у тебя, девонька, не большой. Соглашайся, как я решил, или высажу тебя во дворе Егора Александровича, и сиди себе дожидайся хоть всю ночь. Мне с вами долго возиться не с руки, дома дел невпроворот.

— Я вам не девонька! — вспылила Лиза. — Меня зовут Елизавета Юрьевна Баринова.

— Да хоть Пушкин Александр Сергеевич, — согласно закивал Иван Лукич. — Мне все одно. Так что, высаживать тебя, или все ж таки сподручней в избе ночевать?

— Да вы… — от гнева Лизавета пошла красными пятнами, с минуту сверкала глазами, пытаясь что-то сказать, возмутиться аргументировать. Но взвесив все за и против смирилась с неизбежным.

Звениконь терпеливо поглядывал в зеркальце заднего вида, добродушно улыбался, дожидаясь, покуда столичная дамочка определялась со своими хотелками. Оксана Игоревна молчала сидела рядом, слушала, старательно пряча улыбку.

— Едем! — велела Баринова, сообразив, наконец, что выбора у нее нет.

Точнее, выбор-то есть, но из двух зол Лиза предпочла выбрать относительно лучший вариант и переночевать в комфортабельных условиях, а не торчать во дворе, дожидаясь запропастившегося Егора.

«Ну, только появись! Я тебе покажу, как меня бросать! Да я тебе такое устрою!» -рвала и метала про себя Лиза, вслух же повторила:

— Куда вы там хотели меня поселить, я согласна.

— Ну, вот и ладно, ну вот и правильно. На улице-то нынче ночевать холодно. А на вас вон куртеночка тонюсенькая, вовсе на пиджачок похожая. Замерзнете, заболеете, лечи вас потом. А у нас доктор-то одна-разъединственная, у нее и без простуды всякой делов хватает, — заботливо забормотал Иван Лукич, заводя уазик и трогаясь с места. — Ты, девонька, не переживай. Мы тебя сейчас заселим, Оксана Игоревна записочку напишет, мы ее Егору-то Александровичу в дверь и просунем. Он как придет домой, так и увидит и за тобой придет.

«Или не придет», — читалось в глазах председателя.

— Я сама напишу, — категоричным тоном объявила Баринова.

— Ну, сама так сама, — согласно закивала Иван Лукич, покосившись на Гриневу.

Фельдшерица кусала губы, чтобы не рассмеяться. Звениконь понятливо улыбнулся: «А то может и не сманит Егора-то. Ишь, как у докторши глаз-то сверкает на учителя. Эх, хорошая выйдет пара-то. Как бы эту вот спровадить, все ладком бы и срослось. А записочку я сам напишу, Оксана Игоревна приписочку сделает», — решил про себя председатель.

— Приехали, на выход, — затормозив возле нужного дома, велел Звениконь.

— Я сама не смогу, помогите, — капризно заявила Лизавета, дожидаясь, когда Оксана или Иван Лукич откроют ей двери и спустят на землю.

— Ох, ты, грехи мои тяжкие, — помогая Бариновой, крякнул Звениконь. — От вроде и худа ты, спасу нет, а все одно весу в тебе прилично. Как так-то, Оксана Игоревна? — полюбопытствовал Иван Лукич, не заметив, как Лиза сердито поджала губы в ответ на его реплику.

— Кость, наверное, тяжелая, — с самым серьезным выражением на лице подсказала Гринева, краем глаза наблюдая за реакцией Бариновой. Лизавета возмущенно фыркнула, но, к удивлению Оксаны, промолчала.

— Ну вот, девонька, принимай хоромы на одну ночь, — тоном радушного хозяина проворковал Звениконь, когда троица добралась, наконец, до крыльца и вошла в новый учительский дом.

— Почему на одну? — тут же нахмурилась Лизавета. — Ваша фельдшерица сказала постельный режим не меньше недели.

— Ну, то вы с Егором Александровичем уже сами разберётесь, неделя там или две. Как сам хозяин решит, так оно и правильно, — философски заметил Звениконь.– Ты садись, записочку-то пиши, а мы покуда с Оксаной Игоревной сообразим, чем тебя покормить-то на ночь. Чайку сообразишь, Оксаночка Игоревна? — обратился к Гриневой председатель.