— Да чтоб ты понимала! — возмутился, кажется, Митрич. Точно, Митрич! Это у него такой скрипучий громкий голос.

— Не пил он! Сказано тебе — н пил! Он человек спас понимаешь ты или нет? Да что там человека! Фронтовика! Тянул с колодца, и об камень хрясь! Голову и зашиб. А ты — пьян! Не пил он, — упрямо повторял дядь Вася. — Упал и сознание потерял.

«Очнулся — гипс», — вспомнилось мне. Я попытался понять, имеются на мне лишние части, но без рук дело не пошло, а шевелить в полную силу руки не хотели, как, впрочем, и все тело.

— Ну что, сестра, где доктор? Зову, зову, а он не идет, — подключился второй мужской голос.

— Сказано вам — ожидайте! — отрезала видимо медсестра.

«Точно, Митрич. А это Степан Григорьевич, — вспомнил я. — Интересно, кто упал? И почему я не могу открыть глаза? Почему я в больнице?» — мысли гулко стукались друг о друга, раскачивая память. В горле першило, все еще хотелось пить. Я попытался раскрыть глаза, с третьей попытки мне удалось, наконец, разлепить ресницы. Свет больно ударил по глазам, пришлось зажмуриться.

— Пи-и-ть… — просипел я, как мне показалось, достаточно громко.

— Ляксандрыч, чего? Ну, чего! — раздался надо мной взволнованный голос Митрич. «Точно, Митрич», — подтвердило сознание.

— Пить, — более членораздельно прохрипел я.

— Пить… Григорич, пить захотел! Это жеж хорошо, да?

Голос исчез и раздался где-то неподалеку от меня.

— Воды налей, заполошный. Сестричка, доктор где? — резко бросил второй голос, который Митрич назвал Григоричем.

«Григорич… завхоза…», — наморщился я, фиксируя в голове. В голове отчего-то возникла длинная взлохмаченная борода, я покрутил ее и так, и эдак, но никак не мог сообразить, почему при звуках второго голоса возникла именно бородища.

— Ожидайте. И вообще, кто вам разрешал беспокоить больного? — строго поинтересовался незнакомый женский голос. — Я вам что велела? Ожидать в коридоре. А вы?

— Да кто жеж беспокоит, сестричка? Мы жеж это… приглядываем… вот водички захотел… — принялся оправдываться Митрич.

Зажурчала вода, я облизал пересохшие губы и усилием воли разлепил ресницы. Поморщился от неприятного света, проморгался и окончательно прозрел.

— Где я? — прохрипел вслух, откашлялся и повторил. — Почему… больница… Василь… Дмитрич…

— Очнулся, Григорич. Ты гляди! Очнулся! Ну, слав богу, партии и комсомолу! Ляксандрыч! Ох, и напугал ты нас! А! Ты это чего удумал-то, а? Да ежели бы ты… нам тока в петлю и все дела! — запричитал дядь Вася.

Митрич подскочил ко мне, радостно улыбаясь, протянул стакан воды. Я попытался поднять руку, мне это удалось, только весила моя рука несколько тонн.

— Сейчас, сейчас, Ляксандрыч! — засуетился дядь Вася. — Давай подмогну, приподниму и попьешь.

— Что вы делаете, товарищ? — возмущенно рявкнула какая-то женщина.

«Медсестра», — сообразил я, разглядывая округлые коленки, край белого халата. Взгляд поднялся выше и уперся в… сердитые глаза. Красивые.

— Пить хочу, — более-мене твёрдым голосом просипел я.

— Дайте сюда, — распорядилась медсестра. — Аккуратней надо. Что вы с ним, как с покойником.

— Да типун тебе на язык, красавица! — возмутился Митрич. — Живой он, живой! Вона, живее всех живых! Пить хочет, глаза открыл! А!

— Да успокойтесь, товарищ, больного нельзя волновать. Будете шуметь, выставлю вон из палаты, — строго произнесла медсестра. — Я где сказала ждать? — чуть прикрикнула на моих сопровождающих.

— Все, все, молчу, молчу, — Митрич прикрутил громкость, обошел кровать и принялся наблюдать за тем, как девушка помогает мне напиться.

— Спасибо, — почти нормальным голосом поблагодарил девушку и попытался повернуть голову.

В глазах заплясали метелики, голова закружилась.

— Что случилось? — проглотив колючий ком в горле, поинтересовался у Митрича.

— Так это… в порядке все, Ляксандрыч, — смутился Митрич. — Упал ты, а там камень… ну и ты прямиком темечком-то и прилодился… хлрошо так… от всей души… думали с Григоричем все… отпевать придется… а ты вона, жив-здоров… Ну и напугал ты нас, Ляксандрыч! До смущения в штанах, ей-богу! Думал ужо опозорюся от ужаса-то…

— Митрич! Думай, чего говоришь! — раздался голос с другой стороны.

— Ох ты, прости, сестричка. Старый я, чего с меня взять, — заулыбался дядь Вася.

— Бывает, — хмыкнула медсестра, развернулась и вышла из палаты.

— Ты чего помнишь-то? — с тревогой заглядывая в мое лицо, уточнил дядь Вася.

— Доктор! Вот сюда, сюда. Очнулся наш товарищ! Будьте добры, гляньте, да и домой выписывайте, ежели здоров.

— Куда забирать? — раздался достаточно молодой незнакомый мужской голос.- Вы что, товарищ! Неделя! Не меньше! У него сотрясение! Я же вам все объяснил! Вы, кстати, товарищи, почему все еще здесь? Больному необходим полный покой!