— Уф… хорошо-то как! — поставив чайник на плиту, довольно выдал я, оглядывая кухню.

Наскоро привел себя в порядок, закинулся сладким чаем и сухими баранками, которые откопал в шкафчике. Прибрался везде, вымыл полы и посуду, переоделся в цивильное и отправился в школу, сдать больничный и узнать последние новости.

И вот теперь сидел в директорском кабинете и ждал, когда Свиридов отыщет потерянное.

— Ага, вот он где! — воскликнул Юрий Ильич, выуживая из стопки очередной документ и откладывая его в сторону. — Ну, всё Егор Александрович, готов выслушать, прошу простить за задержку. С выздоровлением, коллега! Мы тут без вас как без рук! Да-с! — довольно произнес директор, потирая ладони, усаживаясь за стол и фокусируя на мне взгляд.

— Так мне нечего докладывать, — улыбнулся я. — Вот выписали, больничный выдали. Готов завтра приступить к занятиям.

— Это хорошо, да-да, просто замечательно, — закивал Свиридов, бегло изучил бумажку, которую я ему вручил, сунув в красную папку слева от себя. — Да… Что же мне с вами делать, Егор Александрович? — опечаленно поинтересовался Юрий Ильич, сочувственно на меня посмотрев.

— В каком смысле?

Я слегка напрягся: история с салютом еще не закончена, и на меня решили повесить всех собак? Ладно, разберемся. Для начал выслушаю, затем видно будет. Оказалось, я глубоко заблуждался, и даже близко не угадал.

— Да вот…

Свиридов смущенно пододвинул к себе серую папку, на которой чьим-то каллиграфическим почерком было выведено: «Обращения граждан». Директор смущенно улыбнулся, даже чуть виновато, и, волнуясь, произнес:

— Обращение к нам поступило, Егор Александрович… вот какое дело. Да… Неприятное такое обращение… Но я уверен, мы во всем разберемся! — тут же заверил мня директор.

— От кого обращение? — поинтересовался я, невольно припоминая сцену, которую наблюдал в больничном дворе: Лиза и Лиходед, о чем-то бурно беседующие.

— Так… обращение… — Свиридов развязал многострадальные завязки, раскрыл папку, достал бумагу, поднес к глазам, пошевелили губами, бросил виноватый взгляд на меня и наконец произнес. — Вот… поступило от гражданки… э-э-э… Барановой Елизаветы Юрьевны…

— Бариновой… — машинально поправил я. — Но Баранова ей вполне подходит, — хмыкнул вслух.

— Что? — Свиридов растеряно на меня посмотрел.

— Говорю, фамилия гражданки Баринова, Лизавета Юрьевна, — чуть громче и четче раздраженно произнес я.

Впрочем, я тут же себя одернул: Юрий Ильич тут совершенно не при чем. Это идея Лизы, причем я даже знаю, кто подсказал Бариновой такую глупость. Товарищ Лиходед собственной персоной, больше некому. Никак Семён Семёнович не может смириться с тем, что я так и не оставил вопрос Володи Свирюгина. Постепенно, исподволь меняя ситуацию, перетягивал на сторону парня мать, Серафиму Юрьевну. Впрочем, Серафима Свирюгина и так всегда была на стороне сына. Любое его решение принимала, не раздумывая, лишь бы кровиночка дома ночевал и с отцом не ругался.

К сожалению, со Свирюгиным младшим мы до сих пор по душам так и не поговорили. Володя приглядывался, присматривался, но не решался на серьезный разговор.

Зато с отцом Володи приходилось бодаться. Но, как говорят в народе, вода камень точит. Наши разговоры с Василием Васильевичем начали приносить свои плоды. Свирюгин старший после долгих аргументированных споров стал прислушиваться. Проблема в том, что слушал и слышал Василий в моменты относительно глубокой трезвости. А такое случалось нечасто. Обычно мастер золотые руки сразу после работы впадал в алкогольное расслабление, прикладываясь к бутылке с пивом сразу как только закончит. Пришлось идти на хитрость. Случайно получилось, зато эффективно.

На какое-то время я умудрился подусмирить Свирюгина старшего, отлучить от пьянки. Василий Васильевич оказался азартным человеком. На деньги в карты, правда, не играл, но подбить его на какую-нибудь ерунду или на глупый спор мог любой. Ну чисто Борода и Митрич, только значительно младше.

Стоило лишь сказать: «А тебе слабо?», и Свирюгин старший заводился с полоборота, как десятилетний пацан. Вот так однажды я и подловил Василия. Поймал, что называется, на слове. Свирюгин ляпнул, что пить может бросить в любой момент. Я не поверил, ну и забились на месяц. А началось все со спортивных упражнений.

Заглянул как-то к мужикам в ремонтную мастерскую, слово за слово, разговорились. Увидел портрет Свирюгина на стенде, оказалось, знатный колхозник и спортсмен был в свое время. Рабочий день закончился, и Василий накачивался пивом, не торопясь домой. Как так получилось что разговор свернул в сторону вреда алкоголя, честно говоря, не помню. Но случилось.

Свирюгин отмахивался, спорил, ругался, доказывал, уверял, что все это враки и выдумки чистоплюев. Я и предложил устроить соревнования: подтягивание, приседания, отжимания. Василий Васильевич с азартом согласился. И выиграл с разгромным счетом.