— Не заберет, Степан Григорьевич. Я Лизу хорошо знаю. Ежели она что решила, будет идти до конца.

— Саныч… Ты вот чего… ты вот мне скажи… — трудоваик замялся, хмуро глянул на меня, опустил глаза, затем решительно выпрямился и пытливо заглянул в лицо. — Ты же не того? Не этого самого? А? Оно понятно, дело такое… молодое… да и времена нынче свободные… но все ж таки сынишку-то бросать без отца… негоже… нехорошо это…

«Ишь ты, уже и сынишка», — усмехнулся про себя, вслух же ответил:

— Степан Григорьевич, — мягко, но строго начал я. — Скажу один раз, повторять не буду: мы с Бариновой расстались давно. Это раз. Сомневаюсь, что Баринова вообще беременна. Это два. Если вдруг это правда, то сынишка не мой. Это три. Если бы мы с Бариновой любили друг друга, женился бы, не раздумывая, и ребенка принял как родного. Это четыре. Дурака делать из себя не позволю. Это пять.

— Ну… понял тебя, Саныч, — облегченно выдохнул Степан Григорьевич. — Ты, Егор Александрыч, того… не обижайся на старика… — Завхоз виновато покрутил головой. — Я хоть и старый, а чуйка у меня ого-го… — похвастался трудовик. — Я Ильичу так и заявил: врет, подлая баба. Не мог Саныч так поступить. Не такой он человек!

— Спасибо, — совершенно искренне поблагодарил я.

— Да чего уж там… — засмущался завхоз.

— Степан Григорьевич, а почему Саныч-то? — перевел я разговор.

— Чего? — в первый момент не сообразил Борода. — Так это… Оно так сподручнее, да и быстрее… Но ежели ты… вы… — завхоз растерялся, махнул рукой и грубовато закончил. — Ежели против, так я и по имени-отчеству…

— Отчего же, мне приятно, — заверил я трудовика.

— Ну, тогда не стой без дела, паяй свою люминацию… — буркнул Степан Григорьевич. — Две недели до праздника, а у нас конь не валялся.

С этими словами завхоз развернулся и пошел к ученикам. Я улыбнулся, с удовольствием разместился за столом и принялся собирать «люминацию» для нашей лампочки Ильича.

К Лизе в тот вечер я так и не попал. Впрочем, заходить в дом, где обитала бывшая Егорова невеста, я и не собирался. Точнее, передумал, когда узнал про обращение. Так-то после больнички хотел зайти обсудить дальнейшие планы Бариновой, поинтересоваться, как идет процесс заживления связок. Но после её выкрутаса решил полностью проигнорировать.

Не знаю, чего ожидала Баринова, меня планы Лизаветы мало интересовали. Уверен, ей уже доложили о том, что меня выписали, и я вернулся в село. Ждет, поди, что приду разбираться. Ну, пусть ждет. Вежливые разговоры закончились, завтра буду заканчивать этот цирк. Точнее, убирать со сцены клоунессу, которая осталась после того, как цирк уехал.

— Товарищи, сегодня мы собрались здесь по вопиющему случаю. Еще товарищ Ленин говорил: в социалистическом обществе учитель должен быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не стоит и не может стоять в буржуазном обществе. Это — истина, которая не требует доказательств.

Зоя Аркадьевна обвела суровым взглядом наше высокое собрание, убедилась, что все внимательно слушают, и продолжила.

— Эту высоту может занять не каждый. Но каждый… каждый обязан стремиться собственным ростом и поведением достигнуть необходимой высоты. Недостойное поведение по отношению к советской женщине — вот что мы имеем наблюдать на сегодняшний день в обществе молодых советских граждан преимущественно из городской среды. К сожалению, подобная зараза коснулась и наш небольшой, но честный и порядочный коллектив.

— Коллеги, перед вами девушка. Честная, порядочная советская девушка, которая попалась на улочку и уловки юноши, недостойные советского гражданина. Юная Елизавета Баринова приехала к нам из самой Москвы, столицы нашей великой Родины, чтобы добиться правды и призвать негодяя к ответу… — с воодушевлением продолжила вещать Зоя Аркадьевна, но мне надоело слушать, потому я бесцеремонно перебил завуча, поднявшись с места.

— Прошу прощения, коллеги, за то, что не дам вам дослушать пылкую и страстную речь уважаемого адвоката гражданки Бариновой, в роли которого на товарищеском суде выступает наша многоуважаемая Зоя Аркадьевна, но спектакль слишком затянулся. К сожалению, история перестала касаться только меня. Мое хорошее отношение и вежливость гражданка Баринова восприняла как слабость и не умение решить проблему. Не всегда, дорогая Лиза, молчание мужчины и нежелание вступать в конфликт с женским полом означает слабую позицию, отсутствие характера. Коллеги, приношу свои извинения за то, что позволил товарищу Бариновой заблуждаться на мой счет. Но только за это. Зоя Аркадьевна, ваше мнение я услышал, — я снова перебил завуча, точнее, не дал товарищу Шпынько закрыть мне рот и возмутиться моим неподобающим поведением.

— Егор Александрович… — со своего места председателя приподнялся директор. — Вы нарушаете протокол ведения собрания, — выдавил из себя Юрий Ильич, которому вся ситуация не доставляла удовольствия.

Собственно, мероприятие не нравилось Свиридову с самого начала. И он настаивал на том, что «ребята сами разберутся». Парторг, которая могла бы поддержать сторону директора или завуча, отсутствовала на рабочем месте. Валентина Ивановна появилась, что называется в последний момент.

Птичку, которая мне рассказала о споре между Юрием Ильичом и Шпынько, звали Нина Кудрявцева. Пионервожатая очень нервничала, переживала и боялась, что меня уволят с волчьим билетом. Ниночка даже попыталась посоветовать мне, как по-хорошему выйти из ситуации: