Так она называла меня в детстве. Наклоняется и чмокает в лоб. Ладно, может она и чудище, но никому зла вроде бы не желает. А может и не чудище вовсе, может это я слишком мнительный. Слишком часто по ночам гулял, вот и привык видеть острые клыки в каждой тени. Если все говорят, что передо мной черника, может так оно и есть. Может это никакой не вороний глаз.

— Спокойной ночи, Душана, — говорю.

— Спокойной ночи, малыш.

Кажется, она почувствовала, что я к ней потеплел.

Дам ей шанс. Если она так нужна отцу, что же я, не примирюсь с собой ради него? Примирюсь. Я человек такой — гибкий и уживчивый. Могу хоть с медведем в берлоге жить, если понадобится. Буду ему рыбу ловить, а он мне пчелиные соты добывать.

Наконец, погружаюсь в сон. Однако поспать мне всё-таки не дали: снова раздаются шаги за окном. Быстрые, уверенные. Так может ходить только человек, много раз бывавший в нашем дворе.

Слышно, топчется кто-то за порогом, но не заходит.

Матерясь, поднимаюсь с кровати и иду к дверям. Там стоит Светозара, мнётся чего-то, не входит. Только смотрит на меня с тревогой.

— Ну, — говорю. — Так и будешь до утра стоять? Заходи.

Девушка с облегчением делает шаг через порог.

— Там это… Мелентий нагадал, что Федота утром убьют. Послал меня к тебе, предупредить.

— Как убьют?

Чувствую, как мурашки по телу бегут. Моя лучшая подруга обладает отличным чувством юмора, иногда она переходит на чёрный юмор, но она никогда не стала бы шутить на эту тему, да ещё врываясь к нам во двор посреди ночи.

— На птичьих костях гадал. Увидел отца твоего на костре в центре Вещего.

— А меня он в видении видел?

— Нет, только Федота и этих уродов в масках.

— И отец горел?

— Горел, кричал, стонал. Мелентий давно таким бледным не был. Говорит, видение очень чёткое было.

Это может означать только одно: скоро наша ложь даст трещину. Когда Мелентий гадает на костях, то может видеть обрывки будущего: то, каким оно будет, если не вмешаться. Оно не высечено в камне, а плавает и переливается. Его видения скорее служат предостережением, чем реальным будущим.

Значит нужно действовать.

— Спасибо, — говорю. — Возьму родителей, спрячемся у Ратмира…

— Не у Ратмира, — прерывает Светозара. — А у меня. Мелентий сказал вам явиться к нам, там безопаснее. Да и люди безумца не захотят дом волхвов обыскивать. Старые боги не любят, когда крещёные землю их почитателей топчут.

— У Ратмира зато два больших дома на участке. Нас там никогда не найдут.

— А ещё у него детей и внуков как сорняков в огороде, их семья вообще не умеет штаны на пузе держать. Ты уверен, что хочешь прятаться там, прикрываясь его родственниками?

С точки зрения безопасности — у Ратмира безопаснее. С точки зрения ответственности — нет, не хочется подставлять старика и его многочисленных близких. Пожалуй, лучше остаться у семейства волхвов.

— Ты права, пойдём.

Долго уговаривать папаню не пришлось — он у нас человек умный, сам всё понимает. С мамой и того легче: она везде следует за Федотом, воспринимая его не просто как мужа, а главу семьи, которому нужно подчиняться. Даже у нас в селе, где живут обыкновенные крестьяне, не часто встретишь такую преданность.

Середина ночи.

Втроём мы отправляемся в дом Мелентия. Вслед за Светозарой, ориентируясь по большей части вслепую. Поскольку в Вещем мы живём уже два десятка лет, то можем передвигаться по нему с полностью закрытыми глазами, наощупь. Хватает лишь звуков травы и песка под ногами, да примерного расположения заборов и плетней.

Только факелы людей в масках ходят от дома к дому, допытываются о произошедшем с конём-господином и его людьми.

Идём в самую дальнюю часть села, подальше от церквушки. Волхвы и попы есть в каждой деревне Новгородских земель, и отношения между ними, чего уж тут скрывать, не очень приятные. Одни из них — приверженцы старых богов, другие — новых. А обычные жители почитают и тех, и других. Но только в сёлах, где есть церковь, волхвы живут на отдалении, чтобы колокола не слышать.

Доходим до окраины леса, а затем ещё немного углубляемся в него по кривой колее.

Несколько домиков волхвов разбросаны тут и там на небольшой полянке. В некоторых горит свет, поэтому сразу можно определить, кто из них не спит. Жилище Мелентия — самое дальнее.

Старик встречает нас дымом множества курильниц.

— Проходите, — велит.

И мы заходим.

Большинство людей строят свои дома в чёрную: кладут брёвна стен прямо на землю, а печка не имеет трубы, из-за чего дым выходит наружу через окна. У старого волхва избушка маленькая, зато с полом из камня и утрамбованной глины, с печкой наружу и чистым потолком, без копоти.

— Садитесь, — велит старик, указывая на лавочку.

Кажется, он принял один из своих чудодейственных грибов и сейчас пребывает в полутрансе. Настроенный на гадания, чтобы увидеть будущее. Сам он присаживается у окна и, замерев, следит за дымом, витающим в хате, освещаемым парой догорающих поленьев в печи.

— Вижу, — говорит.

— Что видишь? — вдруг срывается папаня. — Что ты, блядь, видишь там, балда стоеросовая. Давай, рассказывай уже, хорош коня доить.

— Смерть вижу.