Ещё одного положили неподалёку.

Но это ещё не всё. Осталось одно незаконченное дельце.

Стоило подумать о подонке, что перерезал горло Ратмиру, глаза сами наткнулись на него. Этот урод сейчас стоит на подворье и смотрит на Волибора, который перегородил ему путь к отступлению. Они о чём-то переговариваются, после чего Остромир, извернувшись как уж, просачивается мимо здоровяка к выходу.

Мне до подворья оставалось совсем немного, поэтому я оказываюсь у окна быстрее, чем он. Стоило мужчине выпрыгнуть в окно, как я хватаю его за шею и со всех сил ударяю его в стену. Его затылок с глухим стуком отскакивает от старых брёвен.

— Что ты с ним сделаешь? — спрашивает Веда, появляясь рядом со мной в виде человека.

Девушка дух рассматривает мужчину, я же просто буравлю его взглядом. Я хочу, чтобы он ощутил ту же обречённость, которую ещё утром испытывал Ратмир. Надвигающуюся смерть. Пусть знает, что у него нет ни малейшего шанса спастись. Ни единого.

Слышу, как позади собираются люди, участвовавшие в сражении.

Каждый из них молчит.

Молчу и я.

Только этот ублюдок смотрит на нас с таким выражением на лице, будто мы ничего ему не сделаем. Абсолютная уверенность в своём превосходстве. Пусть он сейчас один, а нас много. Пусть он безоружен, а у нас мечи, дубины и ножи, но он — человек Великого Князя. Убить его — означает уничтожить всё наше село.

Он не просто думает, он уверен, то мы его не тронем.

Считает, что мы возьмём его в плен, подержим некоторое время, а потом обязательно отпустим. Он же человек такого большого статуса. Где мы, а где он! Простые смерды не могут посягать на жизнь приближённого к князю. С его точки зрения пропасть между нами, как между человеком и домашней скотиной.

Даже следа страха не видно в его глазах.

Что ж, надо это исправить.

Хватаю его за грудки и тяну за собой. К тому самому столбу, которым он сам недавно воспользовался, чтобы убить нашего сотника. Всё это время на лице пленника сохраняется спокойствие, даже вызов. Он будто спрашивает у нас, насколько далеко мы готовы продолжать это дурацкое детское представление.

Он криво улыбается, когда я привязываю его к столбу верёвками.

Он криво улыбается, когда народ подтягивается поближе.

Никто из присутствующих не говорит ни слова. Все следят за происходящим в молчаливой отстранённости, будто не верят, что здесь и правда упокоят такого высокопоставленного человека. Никто из жителей нашего села не видел Великого Князя Юрия Михайловича. Все смеются над ним, все плюются в его сторону, называют безумцем, но когда дело дошло до столкновения — замерли в ужасе.

Они всю жизнь слышали о безумце, но никогда не встречали его, и поэтому воспринимают как одно из божеств, подобных Велесу, Перуну или христианскому Господу.

Но это лишь видимость. Безумец — такой же человек, как остальные. И он точно такой же смертный, как все мы, как наш предыдущий удельный, убитый при осаде вместе с семьёй. Нет никакой божественной ауры вокруг его головы, как на иконах в нашей церквушке. И его приближённые — тоже люди.

Сейчас человек передо мной об этом узнает.

Хватаю Остромира за его короткие волосы и поднимаю голову повыше. Он всё ещё продолжает улыбаться, но уже не так уверенно. Только сейчас он допустил мысль, что всё может оказаться не таким, как он себе представлял.

Удивление.

Вот и всё, что выражают его глаза, когда я провожу коротким красным ножом по его горлу. Кровь тут же ручьём обрушивается на его яркий сюртук. Он смотрит вниз, скорее раздосадованный испачканной одеждой, чем раной. Только когда его ноги подкосились, а сам он рухнул вниз, на его заносчивой харе отразился страх. Сука.

В Вещем повисает мёртвая тишина. Все стоят столбом, никто не двигается, не говорит ни слова. Никто не знает, как правильно реагировать на произошедшее. Вчера днём в нашем селе всё было хорошо, а сейчас у подворья валяется восемнадцать тел, большинство из которых упокоил я. Это совсем не рядовая картина в Вещем.

Молчание ощущается почти физически.

Люди выглядят поражёнными, а мне хорошо. Чувствую полное облегчение, будто груз с плеч свалился: эти мертвецы, когда были ещё живы, хотели казнить меня и ещё нескольких человек. А сейчас лежат рожами в грязи. Что-то мне подсказывает, не такого они ждали, когда оголяли здесь оружие.

Даже несколько прозрачных духов спокойствия в виде размытых пятен появляется возле моей головы.

— Да! — кричит старик Ярополк.

Остальные члены ратной сотни вторят ему победными кличами. Орут, срывая глотки. Извергают ругательства и проклятья в сторону безумца. Кажется, именно об этом мечтали старые воины все последние двадцать лет.

— Тимофей, — произносит Волибор, подходя сзади. — Ты как?

— В каком смысле?

— Как себя чувствуешь?

Гляжу на себя, руки всё ещё слегка подрагивают: это случается со мной каждый раз во время сражения. Невозможно драться с другим человеком и при этом оставаться спокойным — у меня всё-таки крыша на месте.