— Хорошо, — говорю.

— Правда?

— А то!

Игнатий столько раз говорил, что месть не доводит до добра. В книгах своих истории приводил, где месть разрушала человека, не приносила ему желаемого покоя.

Но это явно не про меня: после смерти Остромира даже настроение поднялось. Погода кажется ещё чудеснее, далёкое пение птиц ласкает уши, и ветерок… такой тёплый и приятный. Давно мне не было так легко на душе.

Более того, у меня такое ощущение, будто я всё сделал всё правильно. Будто я впервые нашёл себя там, где должен быть.

— Расходитесь! — кричу жителям села. — Занимайтесь своими делами, ни о чём не беспокойтесь.

Люди медленно разворачиваются и уходят, погрузившись в собственные мысли. Остаётся лишь наша старая, потрёпанная сотня. Кучка стариков, что сегодня доказали — они по-прежнему воины. Число и внезапность были на нашей стороне, но это не стоит ничего без опыта и воинского мышления.

— Раненые? — спрашиваю у Волибора.

— Федот лечит.

— Убитые?

— Только Ратмир.

Это хорошо. Точнее, совсем не хорошо, но я думал, что всё окажется намного хуже. Но нет, наши старики оказались ещё вполне ничего: мало того, что внимание отвлекли и дали мне свободу рубить, так ещё и сами прикончили нескольких человек. Я их недооценивал.

А сам Волибор… я всегда знал, что он хорош в обращении с оружием: всё-таки это он учил меня обращаться с ним, но видеть его в полном доспехе и с огроменной булавой… не хотелось бы оказаться с ним на разных сторонах. И это при том, что ему годов далеко за сорок.

На траве перед мельницей сидят два десятка человек разной потрёпанности: кому по голове попало, кому брюхо порезали, но в целом все живые. Папаня ходит от одного человека к другому, прикладывает руки к ранам, и те срастаются прямо на глазах. Людей от лечения корчит, корёжит, но все терпят, никто и звука не издаёт.

Когда дело доходит до Светозары, Федот кладёт руки на обе стороны её головы. Синяки на её глазах пропадают, губа заживает.

— Ай, как больно! — замечает девушка, даже не вскрикивает, а просто произносит.

Да уж, странная у неё реакция. Другие люди морщатся и зубы сжимают, а у Светозары лицо осталось неподвижным.

— С тобой всё в порядке? — спрашиваю.

— Да, нормально. Только больно очень!

— Ну ладно… а это что?

На задней стороне плеча у Светозары большое красное пятно от запёкшейся крови. Федот, заслышав мои слова, аккуратно натягивает у неё за спиной ворот, и перед нами появляется большая рваная рана. Кривая, уродливая, до сих пор кровоточащая.

— Что там? — спрашивает девушка.

— Ничего, — отвечает папаня, накладывая обе руки.

Проходит совсем немного времени, и от раны остаётся только кровь на гладкой коже. За всё это время девушка не издала не звука. Не могу понять: Светозара настолько хорошо умеет терпеть боль, или она до сих пор не отошла от битвы? Я бы уж точно хотя бы писк издал, если бы мне такую травму исправляли.

Наверное, второе.

Никодим, вон, до сих пор в себя прийти не может. Стоит, о мельницу опершись, и тяжело дышит. Не будь рядом с ним опоры — уже на землю повалился бы. И это он даже в сражении не участвовал, а только из лука стрелял.

— Значит, мы никого не потеряли, — бормочу в пустоту.

— Никого, — подтверждает Волибор.

— Это хорошо. Точнее, совсем не хорошо, но с этим я уже смирился. Волибор, у меня к тебе вот какой вопрос… Почему ты меня не остановил?

— Чего? — спрашивает здоровяк.

— Когда я сегодня пришёл к тебе и сказал, что собираюсь перебить людей князя, почему ты меня не остановил?

— Ну…

— Ты ведь знаешь, что за такое безумец всё село уничтожит. Так почему не отговорил меня рисковать всем Вещим из-за смерти одного человека?

Волибор задумчиво чешет в затылке — он явно что-то не договаривает.

Каждый вечер я хожу на подворье, чтобы поболтать с людьми, путешествующими через наше село в Новгород, во Владимир, а некоторые приходят аж из самого Чернигова и Киева. Многих я уже знаю, поскольку они ходят туда и сюда каждый год. И я — единственный человек во всём Вещем, который понимает, что происходит в нашем княжестве.

Никто кроме меня не знает, что безумец не сможет прислать к нам свою рать.

Не сможет и всё тут.

Мы убили людей князя совершенно безнаказанно. Но об этом знаю только я. Для всех других жителей села это была бессмысленная затея. Так почему же Волибор не стал меня переубеждать? Что такого он знает, чего не знаю я?

— Двадцать два года назад безумец и людоед убили нашего прежнего удельного, — говорю.

— Знаю, — отвечает Волибор. — Я был там.

— До эпохи безумия эти два брата были обыкновенными крестьянами, но они получили огромные силы и свергли князей, что вели свой род от самого Рюрика. Безумец стал князем Новгородским, а людоед — Владимирским.