— Значит все-таки есть.

— Есть. У нас тут умелец один собрал электростанцию на угле. Угля жрет немерено, но все же выдает кое-что. Рации, там, зарядить. Телефонную станцию поддержать. Ну и радио.

— Нахрена вам радио, если ничего не ловит?

— Так чок же, — Алмаз осекся, —радио, говоришь? Там Дархан вещает… Есть время, когда радио обязательно работать должно. Так передаются вести. Ну а телефон, тот у избранных стоит.

— Как у тебя?

— Да. Нас, врачей тут, на весь город не больше пяти. Все наперечет. Только я не только врач, мы с Шарой еще и хлорку готовим.

— А она-то вам зачем?

— Арты? только ее боится. Хлорка — на вес золота. Замешкаешься, хана.

Алмаз резко отвернул мотоцикл, но Дархан все равно успел заметить болтающегося в петле человека со связанными руками. На шее у него висела картонная табличка, где черной тушью было жирно выведено на казахском — «Тонаушы». Под ним располагался русский перевод — «Мародер». Словно оправдываясь, Алмаз буркнул:

— Ну а как иначе? В городе ни власти, ни полиции. Ходят всякие отморозки. Раньше хоть просто грабили. А сейчас убивают. Чтобы свидетелей не оставить. И у Закира на всех людей не хватает. Полгорода его уже ненавидит.

— За принудительные работы?

— За родственников. Арты?у раз в две недели жертва нужна. А то и чаще. Иначе придет внезапно и ничего с ней не сделаешь.

— Кого же он ей таскает? Преступников?

Алмаз ухмыльнулся.

— Этих тоже. Хотя они на коленях молят, чтобы их просто расстреляли или хотя бы повесили. Родня, какая осталась, любые деньги отдаст лишь бы Арты?у не тащить. Хуже, когда преступников нет.

— Тогда кого?

— Жребий.

— И Закир тоже в нем участвует?

Алмаз подогнал машину к подъезду. Сняв шлем, устало вытер рукавом взмокший лоб.

— Нет, Закир, патруль, работники, врачи, хозсслужбы, короче все ценные люди освобождены. Есть списки. Их, кроме Закира, никто не знает. И за каждым могут прийти. Что она с людьми творит — одному дьяволу известно. Да только по перекошенным от ужаса и боли лицам тел, которые мы потом находим ясно, что ничего хорошего. Вылезай давай, домой пора.

— Слушай. Давай посидим еще немного. Такое утро свежее. Задолбала эта проклятая квартира. Ну что с нами тут случиться? А? Алеке? Посидим немного, а если что, я тут же в подъезд шмыгну.

Второй час они сидели и громко смеялись на узкой скамеечке, которую некий умелец умудрился пристроить между стволов двух гигантских тополей. Тополя все росли, поглощая скамейку своими деревянными телами. Возможно раньше на ней могло расположиться не менее пяти человек, а сейчас два брата едва умещались на узкой доске.

— А помнишь, как кто-то сказал, что на районе бешенная собака появилась и родаки нас на улицу не выпускали?

— Да-а. Весело было.

Дархан скривил лицо.

— Очень весело. Обхохочешься. Особенно, когда тебе вздумалось мягкие игрушки на подоконник выставить, чтобы смотрели, как собаку ловить будут. И «Чарли», кажется полетела.

Братья рассмеялись.

— Не «Чарли», «Гитлер». Мы ее «Гитлер» называли, а дед ругал и к орденам водил.

— И не мы, а ты называл. Кстати, зачем ты ее так назвал?

— Ну она же вроде как немецкая была?

Братья опять расхохотались.

— Ты совсем еще салагой был. Побежал за ней и на весь подъезд орешь: «Гитлер, Гитлер, миленький. Подожди меня. Я тебя сейчас поберу». Вот не заберу или подберу, а именно поберу. Помнишь? Ну а я за тобой, разумеется.

— Там на меня собака напала?

— Нет. За домом уже. Мы за дом забежали, начали Гитлера искать, а в это время собака бежит прямо на тебя, лохматая, с языка пена капает.

— Я ревел?

— Не помню. Но я точно заорал. Тебя за руку и деру. Там трансформаторная будка у дома стояла. За ней бабка Аля веник тарила, палисадник выметать. Я веник оттуда выхватил, тебя за спину спрятал и давай собаке по морде.

— А она что? Бросилась на тебя?

— Какой там. Гав-гав, тяв-тяв. Веник в зубы и тянет куда-то. Ну я отдал и что есть силы засвистел. Кажется, после этого я свистеть громко научился.

Алмаз, отсмеявшись, попросил:

— Ну ка свистни.

Дархан, вложив пальцы колечком в рот, свистнул так, что слетели с козырька притаившиеся вяхири. Алмаз снова рассмеялся.

— Да, ржака была еще та.

— Аха. Очень даже смешно, когда хозяин этой собаки к отцу приперся и начал верещать, что мы его породистую собаку веником избили.

— Как узнал?

— Теть Зина с четвертого куманула. Она всегда нашу семью недолюбливала.

— Это с тех пор ты ей листву в почтовый ящик подкидывал?