Шрифт:
Командир впился взглядом в Дархана.
— Твой?
— Мой.
— Чем докажешь?
— Фиолетовая лампочка. Там, в слове «свет» «В» стерта.
— Ну это ты сейчас мог разглядеть, — очкарик осклабился, — пропуск у тебя есть? Пропуск?
Дархан внимательно осмотрелся. Бойцов четверо. Один — сзади. Но он с ружьем. Пока достанет, Дархана и след простынет. Тот, что с АКСом — доходяга. Обезвредить его ничего не стоит. В машине, дедок. Сам развалится. Машину они не глушили. Итак, первым вырубаю очкарика. Разоружаю АКС. Рву к машине…
— Пропуск?!
Дархан потянул было руку за пазуху. Очкарик ожидал в напряжении. Боец с АКС, напротив, успокоился. Улыбнувшись, Дархан посмотрел на него.
— Эй, ты пушку-то убери. Командиру башку снесешь.
Очкарик в недоумении повернулся на бойца, этого хватило, чтобы нанести мощный хук. Боец, в недоумении подхвативший командира, потерял драгоценное время, которое так пригодилось Дархану, чтобы добежать до машины. Выстрелов не было. Видать, боялись зацепить старика.
— Эй, шал. Бегом отсюда, — Дархану пришлось тащить за шкирку замешкавшегося, неуклюжего старика. Он уже стоял одной ногой на ступеньке уазика, когда почувствовал резкий, отработанный удар в кадык. Старик позволил Дархану свалиться, словно мешку с комбикормом, на землю. Тяжелым сапогом он наступил Дархану на челюсть и стал давить так, что теряющий сознание Дархан понял — это конец, челюсть хрустнет через мгновение.
— Эй, Сырым! Убери ногу! Закиру живым доставим.
Брезгливо, словно падаль, старик ногой перевернул Дархана на спину. В кадыке что-то распухло. Дышать стало невозможно. Дархан потерял сознание.
Алмаз рассчитывал выскочить возле больницы, мол де, сюда и направлялся. Бойцы еще не до конца проснулись. Лишь командир да кудрявый лениво наблюдали за улицами. Остальные дремали.
— А мы вот на сады сегодня. Яблок в этом году совсем мало уродилось.
Боец, дремавший возле Алмаза, прогнусавил сквозь сон.
— Вчера одного поймали. Он полведра умудрился за пазуху запихать.
Алмаз внимательно посмотрел на командира. Тот отвел глаза в сторону и, словно, извиняясь и оправдываясь, заговорил:
— Закон есть закон, дохтур-джан. Кражу съестных припасов Закир не прощает.
Дремавший тут же встрял в разговор.
— Да и с чего прощать? Совсем охренели, суки. Не работают, только грабят. На прошлой неделе бабку из-за трех банок варенья с пятого этажа скинули. Пули на них еще тратить. Правильно придумали, вешать тварей. Или вот к этой… в жертву, — сложив руки на груди, он бесцеремонно прислонился головой к плечу Алмаза и снова погрузился в сон. Затараторила старенькая рация.
— Всем… всем… всем! Всем патрулям. Внимание. По городу катается неизвестный. Похоже на мотоцикл доктора. Доктору дозвониться не можем. Возможно — угон. Как поняли?
Схватив рацию, командир тут же ответил.
— Шестой патруль. Поняли вас. Поняли вас. Доктор у нас. Как поняли? Алло? Как поняли?
Дожидаясь ответа, командир уставился на Алмаза.
— Дохтур-джан. У вас мотоцикл украли что ли?
Кудрявый боец расхохотался.
— Алеке, чего зеньки-то вылупил? Тебе сколько раз говорили — гараж построй. Люди сейчас, сам знаешь какие, ни Бога, ни черта не боятся. Да не бзди, поймаем твоего обидчика и на суку повесим.
Глава 4
Закир полулежал за щедрым дастарханом. Он уже отобедал. Стол накрывали для чая. Закир лично налил Алмазу в мельхиоровую пиалку душистый горячий напиток.
— Пей, давай. Такого уже не найти. Две пачки осталось.
Алмаз осторожно отхлебнул чая. Тот и вправду был изумительным. Подняв глаза на хозяина, Алмаз невольно вздрогнул. Закир внимательно сверлил его своими желто-карими, свирепыми глазами.
— Зачем тебе пленный? Только не ври. Говори, как есть.
Алмаз протянул руку к фарфоровой десертнице с наватом. Сладкое лакомство не поддавалось. Пытаясь выцепить крохотный кусочек, Алмаз опрокинул десертницу на стол.
— Ай-ай-ай, — Закир зацокал языком, — пришел в мой дом. Уронил сервиз. Ну что ты за человек такой, доктор? — Закир беззлобно улыбался. Алмаз, не зная, как скрыть предательскую дрожь, комком бросил нават в десертницу, хлебнув еще чая.
Закир молчал и Алмаз молчал. Сделав небольшой глоток, Закир заговорил.
— А я тебе скажу, доктор. Всю правду скажу. Тебе не пленный нужен. Тебе правда нужна. Знаешь какая? В драндулете своем старом ты что-то ценное прятал. Очень ценное. Не хлорка это. Даже не батарейки-аккумуляторы. Такое ценное, что тебя не остановило сюда притащиться, хотя прекрасно знаю, как ты меня боишься и ненавидишь, — Закир засмеялся неприятным трескучим козлиным смехом, — только не учел ты одного, доктор. Пленник твой — не простой мародер. Наши его так отделали, мало не показалось. И сам он весь раненный, перераненный. Даже швы есть. А что это значит? А значит это то, что в городе готовится какая-то пакость. Вот эти все, ублюдки, что в сады шастают да кур воруют, они нам не большая помеха. Только развелось их слишком много и огрызаться стали. Там сторожа зарезали, тут в патрульного пальнули. Порядка нет, Алмазик. Порядка! Весь город стонет, что еды нет совсем. А почему ее нет? Да потому что работать не хотят. Все дядя Закир сделает, все за них решит. Ну что мне, рабство что ли тут организовать? Кто за скотиной уследит? Кто землю пахать будет? Вот, — Алмаз обвел рукой вокруг себя, — земля тут щедрая, работай. Тут не то что наш вонючий городок, тут Алматы, Нью-Йорк прокормить можно. Нет же. Все хотят грабить, нападать. Слышал, как апашку из окна выбросили? За какое-то сраное варенье. До чего дошли.
Алмаз помотал головой.
— Что гривой машешь. Или я не прав?
— Люди не за то бунтуют. Слишком часто Арты?у жертвы таска…
Закир ударил кулаком по столу с такой силой, что отлетела прочь и покатилась по мраморному полу крышка серебристого чайника. Алмаз невольно вздрогнул.
— Ах, вот как они заговорили. Жертвы. Закир — палач. Кровопийца, — рассвирепев, Закир уже не подбирал выражения и интонацию, от злобы его глаза стали совсем желтыми, от ярости он рычал и задыхался.