Аглая встретила меня немного помятая и всклокоченная. Я молча поставила кастрюлю на кухонный стол и села. Без лишних слов, соседка отправилась кормить собаку. Вернувшись, она тяжело рухнула рядом со мной.

– Владияр где?

– Дома и в мастерской нет. Значит, за коровой ушел.

– Сильно у тебя набедокурено?

– Шерсть в грязи, курицы на свободе, вольер сломан. А у тебя?

– Клумба с цветами ободрана, деревянная бочка в щепки, будка Бурана тоже, цепь порвана. Еле выловили пса. Кидался на забор да тряпку какую-то драл. Где ж теперь этого гада искать?
– тоскливо спросила Аглая.

– В курятнике моем.
– ответила спокойно.
– Его Петруччо загнал туда, а я вилами дверь заперла.

Соседка горестно вздохнула.

– Сил нет чтобы побить его. Кто это был-то?

– Максимельян.
– моему спокойствию может позавидовать любой последователь стоицизма.

– Надо идти к старосте.
– вяло предложила Аглая.

– Надо.
– также вяло согласилась я.

– Сил нет совсем.

– Совсем.
– я согласилась.

На кухню вошел Тихон. Молча, естественно, он осмотрел нас и вышел. Вернулся через пять минут с папой.

– С вами все в порядке?
– взволнованно вопросил отец.

Мы синхронно кивнули.

– Много чего попорчено?
– продолжил опрос папа.

Мы мотнули плечами.

– Известно кто это?
– папа смотрел на меня.

– Максимка.
– ответила я.

– Тихон, налей им чего-нибудь. Аглае покрепче, а Олене чаю.
– отдал наказ папенька.
– А я к Трофиму.

Тихон быстро сообразил на стол и мы пригубили свои напитки. Аглая прихлебывала настойку на землянике, а я фыркала горячим очень крепким чаем. Опустошение начало отступать только тогда, когда соседка в чай плеснула мне настойки. А мне ж много не надо, я ж совсем молодая. Вернувшийся отец со старостой застали нас в обнимку и распевающих песни.

– Муси - му-уси! Пуси - пу-уси!
– выла я.

– Ми-иленький мо-о-ой!
– вторила мне Аглая.

Тихон сидел и пускал скупую мужскую слезу.

Как дошла до дома я помню смутно. Вел папа. Было темно. Вполне возможно, что шла с закрытыми глазами.

Последние деньки дождливого сентября я красила вновь отстиранную шерсть. И как показала практика, это дело не совсем мое. Под руководством Бабы Мии, я мелко резала, заваривала и добавляла какую-то протраву, которую мне она же и выдала. Большую часть шерсти я замочила в тазу, а остаток в большой кастрюле. В тазу получилось более-менее, относительно ровный, неяркий красный оттенок. В кастрюле же что-то несуразное - всех оттенков оранжевого и красного.

Бабуля предположила, что я где-то допустила ошибку. А именно в выборе тары. По мне, допуск меня к такому делу и было ошибкой. Каждый остался при своем мнении.

Окрашенная масса сохла в предбаннике на старых простынях. Выглядело это жутковато. Папа, вошедший в момент раскладки шерсти, решил, что мы раскладываем чьи-то потроха. Предположил - Максимкины. Его мысль мне понравилась. Хороший мне папа здесь достался. Креативный. Не то, чтобы я жаловалась на отца в прежней жизни... Просто в этом возрасте мы уже жили по раздельности.

Окрашенная шерсть высохла и мы в четыре руки начали ее расчесывать. Лично я начала драть. Даже пот выступил от усердия.

Прясть я начала в свой день рождения - тридцатого сентября. Я бы и не обратила внимания, если бы папа с утреца не принес бы мне резную шкатулку, в которой было множество пуговиц разных размеров. Вот это подарок! Пуговки были как металлические так и деревянные. Папуля знал как мне угодить. Видел, что я мимо галантерейной лавки на ярмарке, прохожу чуть ли не со стоном. Слишком дорого для мелких нужностей. Но он сумел договориться с кузнецом о скидке, а деревянные выточил сам.

Пока папа подготавливал землю к зимовке - перекапывал и удобрял навозом (коровьим, не своим), мне было велено сидеть и прясть. Раз уж я решила в подарок молодым что-нибудь связать в дорогом цвете, то нужно поторопиться. В конце октября будет торжество. Не жарко, еще не холодно и у всех собран урожай.

Вот я сидела и пряла под чутким руководством бабы Мии. Потом уже, когда ее помощь была не нужна, то пряла я и боком, и лежа, и вприсядку, и стоя... Уж слишком это оказалось муторно. Но, наконец, по истечении четырех дней я это сделала. Могла б быстрее, но домашние дела почему-то никто за меня делать не рвался. А я была б не против.

Папуля, видя мою горбатую спину, предложил сходить в лес за ягодами. Я похлопала глазами в недоумении. Какие еще ягоды? Жизнь моя состоит из шерстяных ниток, пуха и раннего радикулита. Ничего не понимая, я все же стала собираться.

– Доча, ты ж все свободное время на шитье да вышивание тратишь. Я ведь не слепой и вижу все! Вроде простые одежды, а какая красота да с вышивкой. Ни у кого такого нет в селе. Пытаются повторить узоры на моих рубашках, но мужья женщин быстро отвадили от меня этих сумасшедших. Липнут ко мне, разглядывая воротник, а мужики совсем не то думают. Да и перед Василеной неудобно. А сейчас ты нитками занялась. Совсем света белого не видишь.