А значит, нужно, чтобы Иван Хованский проявил себя как самый лютый зверь. Чтобы он залил московские улицы и стены Кремля кровью. А уже потом Софья обязательно быстро и тихо убьёт своего исполнителя. И тогда она останется чистой.

Теперь же Софья Алексеевна выгнула тонкую шею, положила руку на грудь Голицына, оглаживая его кафтан. Голос зазвучал — будто тронул кто струны арфы.

— Сделай, Василёк, так, чтобы все узнали, что покушение-то на Петра готовил Матвеев. Надо. И под стены Кремля приведи сбежавшего слугу, который беленой накормил тех двух татей, что Петра убить намеревались. Пущай расскажет все.

Она будто не о делах теперь говорила, а об одной лишь любви к Голицыну.

— Все… Но окромя того, что пистоль один зарядил не Матвеев, что хотел он токмо напужать Петра для покорности, а не убить. Пущай думают! — поддержал царевну Голицын.

Ночью в Москве не спал никто. Как же спать, когда такие события! Одни тряслись от страха, что их будут грабить или убивать. Иные думали, кого бы это пограбить, а если сопротивляться станет, так и убить. Были и те, кто веселился. Порядок из города ушел. А когда наступает правило, что выживает сильнейший, общество делится на три категории.

Первая, это хищники. Те люди, которые разрушают порядок. Вторая категория людей — это добыча. Ведь хищникам нужно питаться чем-то. Есть и третья категория. Это люди, которые наблюдают за происходящим со стороны. Словно бы залезли на дерево и оттуда любуются, как внизу грызутся собаки. Это те, кто уехал из Москвы.

Уверен, что Калуга, Серпухов, другие города, расположенные относительно недалеко от стольного города России, сейчас переполнены. И с этими беглецами нужно также работать. Там, скорее всего, ремесленники и торговцы. И скоро в Москве начнется еще и голод, если не предпринимать действий по обеспечению города.

Задача, которая стояла передо мной и небольшим отрядом, заключалась не только в том, чтобы выйти на командование Стременного полка. Мы намеревались ещё и произвести разведку происходящего в городе.

— Бах-бах-бах! — послышались выстрелы.

Мы уже сместились южнее, но было понятно, что стреляли в месте нашей переправы через реку.

— Не повезло чебурашкам! — пробормотал я себе под нос.

Понятно было, что стреляли в сторону переправлявшегося к Тайницким воротам отряда немцев. Но и они, немчура эта, додумались же стрелять по нам — напугать хотели. Вот и привлекли к себе внимание разъярённых вечерней неудачей бунтовщиков.

А мне искренне хотелось, чтобы переправа немцев прошла без потерь. Нужны нам немцы, как это не прискорбно понимать.

Я никогда не был западником, не считал, что западная модель мировоззрения и строительства государственности чем-то лучше, чем русская, самобытная. Тут дело совершенно в другом.

Нельзя и вовсе отрицать технические или социальные преобразования в других странах. Всегда нужно наблюдать, иметь собственную голову на плечах и внедрять у себя в стране то, что хорошо на нашей почве взрастет.

И можно было бы подумать, что вот, де, в иной реальности Пётр Великий полностью сломал устои русского общества. Вот только я полагаю несколько иначе.

Заставлять брить бороды — это перегиб. Но, как показывала история, без качественной армии по европейскому образцу России уготовано быть колонией. Ну или влачить существование в статусе полуколониальном.

Уж на что китайцы были самобытными, с развитой государственной системой и чиновничьим аппаратом. Да и производство в Китае было далеко не самым худшим. Но они как раз проигнорировали более совершенные системы устройства армии — и в итоге проиграли.

Или взять тех же османов. В XVII веке Османская империя — это величина, которую боятся. Султан считает себя правителем всего мира. И не сказать, что на сегодняшний момент, на 1682 год, его претензии кажутся беспочвенными.

Скоро… Очень скоро предстоит решающая битва Востока и Запада. И тогда, в иной реальности, всё происходило неоднозначно. Мало ли, а что если в этой реальности османам удастся взять Вену? Это будет такой сдвиг истории, что сложно себе представить.

— Бражничают, черти! — сказал Прошка, когда мы наблюдали с противоположного берега реки, что происходит в Китай-городе.

Вот только тон молодого стрельца мне показался даже не столько осуждающим, сколько завистливым. У нас-то в Кремле строгая дисциплина, запрет на употребление хмельного. Ну кроме только Нарышкиных и некоторых дворян, что с ними сейчас. Вот те пьют, как в последний день живут. Мало ли… Может так и есть.

— Бражничают. Потому и битые они будут! — решил всё-таки отреагировать я на слова молодого стрельца.

Переодевшись в жёлтые кафтаны Пятого стрелецкого приказа, мы схоронились то ли на складе, то ли в заброшенном доме и оттуда наблюдали, какие бесчинства творятся в Китай-городе.