За то, что я руки твои не сумел удержать…
вернуться

Мандельштам Осип Эмильевич
Шрифт:

Рождение улыбки

Когда заулыбается дитя С развилинкой и горечи, и сласти, Концы его улыбки не шутя Уходят в океанское безвластье. Ему непобедимо хорошо: Углами губ оно играет в славе — И радужный уже строчится шов Для бесконечного познанья яви. На лапы из воды поднялся материк — Улитки рта наплыв и приближенье — И бьет в глаза один атлантов миг Под легкий наигрыш хвалы и удивленья. 8 декабря 1936 – 17 января 1937

«Подивлюсь на свет еще немного…»

Подивлюсь на свет еще немного, На детей и на снега, Но улыбка неподдельна, как дорога, Непослушна, не слуга.

«Мой щегол, я голову закину…»

Мой щегол, я голову закину — Поглядим на мир вдвоем: Зимний день, колючий, как мякина, Так ли жестк в зрачке твоем? Хвостик лодкой, перья черно-желты, Ниже клюва в краску влит, Сознаешь ли, до чего щегол ты, До чего ты щегловит? Что за воздух у него в надлобьи — Черн и красен, желт и бел! В обе стороны он в оба смотрит – в обе! — Не посмотрит – улетел! 9–27 декабря 1936

«Нынче день какой-то желторотый…»

Нынче день какой-то желторотый — Не могу его понять, И глядят приморские ворота В якорях, в туманах на меня… Тихий, тихий по воде линялой Ход военных кораблей, И каналов узкие пеналы Подо льдом еще черней… 9–28 декабря 1936

«Не у меня, не у тебя – у них…»

Не у меня, не у тебя – у них Вся сила окончаний родовых: Их воздухом поющ тростник и скважист, И с благодарностью улитки губ людских Потянут на себя их дышащую тяжесть. Нет имени у них. Войди в их хрящ, И будешь ты наследником их княжеств, — И для людей, для их сердец живых, Блуждая в их извилинах, развивах, Изобразишь и наслажденья их, И то, что мучит их – в приливах и отливах. 9–27 декабря 1936

«Внутри горы бездействует кумир…»

Внутри горы бездействует кумир В покоях бережных, безбрежных и счастливых, А с шеи каплет ожерелий жир, Оберегая сна приливы и отливы. Когда он мальчик был и с ним играл павлин, Его индийской радугой кормили, Давали молока из розоватых глин И не жалели кошенили. Кость усыпленная завязана узлом, Очеловечены колени, руки, плечи. Он улыбается своим тишайшим ртом, Он мыслит костию и чувствует челом И вспомнить силится свой облик человечий…

«Я в сердце века. Путь неясен…»

Я в сердце века. Путь неясен, А время удаляет цель — И посоха усталый ясень, И меди нищенскую цвель. 14 декабря 1936

«А мастер пушечного цеха…»

А мастер пушечного цеха, Кузнечных памятников швец, Мне скажет: ничего, отец, — Уж мы сошьем тебе такое… Декабрь 1936

«Сосновой рощицы закон…»

Сосновой рощицы закон: Виол и арф семейный звон. Стволы извилисты и голы, Но всё же арфы и виолы Растут, как будто каждый ствол На арфу начал гнуть Эол И бросил, о корнях жалея, Жалея ствол, жалея сил; Виолу с арфой пробудил Звучать в коре, коричневея. 16–18 декабря 1936

«Пластинкой тоненькой жиллета…»

Пластинкой тоненькой жиллета Легко щетину спячки снять — Полуукраинское лето Давай с тобою вспоминать. Вы, именитые вершины, Дерев косматых именины — Честь Рюисдалевых картин, И на почин – лишь куст один В янтарь и мясо красных глин. Земля бежит наверх. Приятно Глядеть на чистые пласты И быть хозяином объятной Семипалатной простоты. Его холмы к далекой цели Стогами легкими летели, Его дорог степной бульвар Как цепь шатров в тенистый жар! И на пожар рванулась ива, А тополь встал самолюбиво… Над желтым лагерем жнивья Морозных дымов колея. А Дон еще, как полукровка, Сребрясь и мелко, и неловко, Воды набравши с полковша, Терялся, что моя душа, Когда на жесткие постели Ложилось бремя вечеров И, выходя из берегов, Деревья-бражники шумели… 15–27 декабря 1936