Последние полвека, когда на севере язычество окончательно уступило христианству, стало значительно спокойнее. К тому же теперь город мог рассчитывать не только на императора, но и на поддержку чрезвычайно влиятельного и сильного архиепископа Кёльна. Поэтому Оснабрюк этот средневековый Феникс, в которой раз воскресал из огня.

На месте старого горевшего несколько раз собора Святого Петра, частично с использованием сохранивших стен почти завершилось строительство нового. Ещё более величественного, крепкого и прекрасного. И не объяснить, как серый камень и угрюмое торжество геометрических форм может внушать благоговение. Да ещё и проёмы в стенах определённо напоминали бойницы, а не двери на небеса. Видимо, какие-то мысли о новых осадах в голове епископа всё же бродили. Однако же все жители города обожали свой Собор, гордились им и непременно крестились, проходя мимо, считая, что уж этот защитит их город от разрушения и простоит века.

Вокруг Собора были восстановлены здания школы, строились каменные, простые деревянные и пока что немногочисленные в этих местах фахверковые дома. Имелся даже огромный сад, немыслимая блажь. Но ещё позапрошлый ординарий епископства Бенно любил тишь и зелень. Он и сам выходил подстригать кусты, ухаживал за цветами, а его преемник Марквард, любивший тишину и покой не только расширил сад, но и приказал соорудить крытую галерею и поставить повсюду лавки под навесами, отчего изначально небольшой садик приобрёл вид парка из значительно более поздних эпох. Нынешний епископ, носящий победоносное имя Вихо, был человеком, в отличие от своих преемников более приземлённым. Доход, расход, строительство, покупки и продажи интересовали его больше, чем духовные размышления в тиши зелени. Но парк не зарастал, так как Вихо более всего прочего ценил порядок. И потому храмовые служки непременно выравнивали, поливали, следили и уберегали доставшееся от предыдущих епископов изумрудно-цветочное сокровище.

Чем отстраивающийся город обзавёлся в изобилии, так это церквями. Пока что в основном деревянными, но всё шло к тому, что многие из них вскоре должны были быть заменены каменными строениями. И первой такой, вероятнее всего, должна была стать построенная на пожертвования многочисленных торговцев церковь Святой Марии, возвышавшаяся рядом с рыночной площадью.

А вот стен не имелось. Оснабрюк снова уповал на Господа и защиту короны. И потому путешественники, заплатив небольшую пошлину за проезд через каменный мост, пересекли неширокую, но достаточно глубокую по весне реку, и оказались на неестественно узкой улочке между небольшой башенкой и домами. Буквально через мгновения та привела их на главную площадь. Помои по мостовым не лились и то хорошо. При воспоминаниях о загаженном отходами Бардовикке передёргивало даже Элезара. Напротив. Повсюду был образцовый порядок, и организация вывоза отходов и мусора, а вернее, всего слив их в речушку, были на высоте.

Путники выехали по левую сторону от центрального входа в Собор и потому пересекли всю площадь, прежде чем добрались до многочисленных и сразу каменных, основательных хозяйственных построек. Но вот место для ночлега путников при резиденции епископа, а также конюшня были деревянными. Оба здания были почти одинаковыми и напоминали просто большие сараи. Там путники за небольшое пожертвование смогли расседлать и оставить животных, сбросить в отделённой перегородкой комнатёнке свои личные вещи, а также оружие. И хотя всем хотелось перекусить, сперва они направились в церковь, чтобы присутствовать на службе.

В соборе Святого Петра было многолюдно, несмотря на середину недели. Служба уже шла, и как раз начиналось причастие. У входа стояли женщины, пытающиеся успокоить плачущих младенцев, но когда путники заходили в храм, то прихожанки бодро ринулись вперёд, как только к двум священникам выстроилась длинная очередь страждущих приобщиться Тела Христова. Александр заколебался было, стоит ли ему принимать Причастие по западному католическому обряду, ведь, как он знал католики причащаются только хлебом. Православные же принимают вино и хлеб вместе, веря, что те становятся истинными Кровью и Телом Христовыми. Но тут он рассмотрел, что священник макает кусочки хлеба в чашу с вином и только после этого кладёт их в рот прихожанам. Видимо, никакого разделения на то, что прихожан можно причащать только хлебом, без вина, здесь ещё не существовало, а практика католической Церкви была подобна той, что веками до и после использовали на Востоке, в том числе на Руси. Поэтому подумав, что по сути раскола окончательно ещё не произошло, Александр смело встал в очередь. Когда черёд дошёл до них, то Александр принял Причастие в рот, а вот стоящий после него Элезар принял хлеб в руки и часть хлеба откусил, а часть завернул в небольшой плат. Александр обратил внимание, что так делают довольно многие, в том числе и Аглаек. В монахе проснулся семинарист, требующий увещевать неразумных.

– Эй, ты чего творишь? – возмущённо зашептал он на ухо Элезару, когда они отошли в сторону – Разве можно так обращаться с Причастием?

Аглаек и франк недоумённо уставились на него.

– В дороге можно принять – сказал Аглаек.

– Утром хорошо понемногу, натощак…– неуверенно поддержал его Элезар.

– Ты же сын священника, друг, стыдно! – чуть не забывшись, где он находится, воскликнул монах – вы хоть понимаете, что это не просто кусочки хлеба с вином, а истинная кровь и плоть самого Бога?

Аглаек с Элезаром, не понимая, в чём их обвиняют, неуверенно переглянулись и кивнули.

– Ну и как вы себе представляете, не оскорбляете ли и не оскверняете ли вы Господа, заворачивая его величайший дар в грязную тряпицу и лапая его своими руками? А то, что кровь Господа впитается в тряпицу, а ты её потом наверное выбросишь или используешь как-то ещё?

Оба задумались. Затем Элезар достал тряпицу и аккуратно съел хлеб из неё. Аглаек чуть помедлив, повторил его действия. Оба при этом выглядели расстроенными.

– Так-то лучше. Не переживайте. Вы же делали это из благочестивых побуждений, а не чтобы оскорбить Господа – улыбнулся им Александр, и те повеселели, успокоенные его словами.

Компания стояла в сторонке у стены, и на них особенно не обращали внимания. Да и не сказать, что они сильно выделялись. Были здесь и другие люди в одежде, достойной непростого происхождения, а были и оборванцы, вроде русичей, хоть и успевших привести себя в порядок, но не обзавёдшихся новой одеждой. Однако и нельзя было сказать, что совсем никакого разделения не существовало. Люди побогаче смело проходили вперёд. Многие сидели на скамеечках, а двое самых ярко разодетых и, видимо, самые благородные, и вовсе в резных креслах. Однако и в толпе богатых выделялось пару нищих, стоящих на коленях даже во время чтения молитв и мешающих остальным, как действиями, так и запахом. Удивительно было, что хотя некоторые из благородных господ хмыкали носом на дурно пахнущих и выделяющихся соседей, но терпели.