— Батенька, да на вас лица нет! Что с вами было? — Иван Сергеевич оглядел его с ног до головы. — Впрочем, сейчас выглядите превосходно. Костюм сидит как влитой.

— Спасибо. Решил привести себя в порядок.

— Правильно делаете. — Иван Сергеевич понизил голос. — Кстати, у меня к вам дело есть. Не могли бы вы зайти ко мне сегодня вечером? Есть один… деликатный заказ.

— Какого рода?

— Портрет. Но не простой. — Иван Сергеевич ещё больше понизил голос. — Покойника. Для семьи. Знаете, бывают случаи, когда фотографии нет, а память сохранить хочется.

Гоги кивнул. Такие заказы были нередкими — рисовать по описаниям родственников, по детским воспоминаниям.

— Адрес?

— Поварская, дом двадцать три, квартира восемь. Приходите часов в семь, когда стемнеет.

Иван Сергеевич пожал ему руку и поспешил дальше. А Гоги остался стоять на тротуаре, размышляя. Что-то в этом разговоре настораживало. Почему вечером? Почему так осторожно?

Но деньги не пахнут. А в этом мире, где каждый день — борьба за выживание, нельзя быть слишком разборчивым.

Он поправил галстук и пошёл дальше, наслаждаясь тем, как хорошо сидит новый костюм.

После встречи с Иваном Сергеевичем Гоги решил пройтись по Москве. В новом костюме и туфлях он чувствовал себя увереннее, словно надел не просто одежду, а новую личность.

Дошёл до Тверской, постоял у витрин магазинов. За стеклом — скудный ассортимент: банки консервов, мешки с крупой, бутылки подсолнечного масла. В хлебном отделе выстроилась очередь — хлеб привозили дважды в день, и его быстро разбирали.

В мясном ряду торговали в основном требухой да костями для супа. Настоящее мясо было редкостью, его продавали по карточкам. Гоги достал свою — серая книжечка с талонами на март. Половина талонов уже оторвана.

— Товарищ, а колбаса будет? — спросила его женщина в очереди.

— Не знаю. Говорят, во вторник завозят.

— Ох, до вторника не дотянем. Дети есть просят, а дать нечего.

Гоги молча кивнул и отошёл. В кармане лежали деньги от заказов, но что на них купить? Продуктов в свободной продаже почти не было, всё — по карточкам, по талонам, по знакомству.

Зашёл в гастроном на углу. Продавщица — полная тётка с усталыми глазами — взвесила ему триста граммов говядины, оторвала талон из книжечки.

— Картошка есть?

— Килограмм могу дать. Но она проросшая уже, скоро новая будет.

— Давайте.

Купил ещё лук, морковь, банку тушёнки — про запас. Сложил всё в авоську и пошёл домой. Начинало темнеть, на улицах зажигались редкие фонари.

Во дворе его встретила Марья Кузьминишна:

— Ой, Гошенька, какой ты нарядный стал! Совсем барин!

— Спасибо, Марья Кузьминишна.

— А ты случайем не женихаешься? А то Нинка моя всё спрашивает — когда Гоша замуж позовёт?

Гоги смущённо улыбнулся и поспешил к себе. В комнате было холодно — печка давно остыла. Он затопил её, дождался, пока разгорится, и принялся готовить ужин.

Кухня была общая, на весь барак. Крошечная комнатушка с двумя керосинками, раковиной и столом, заставленным чужой посудой. Пахло чем-то кислым и затхлым.

Гоги почистил картошку, нарезал мясо кусочками. Поставил на керосинку чугунный котелок, налил воды. Пока закипала, мелко порубил лук с морковью.

— О, Гошка готовит! — В кухню заглянул Пётр Семёнович. — А я думал, ты на свиданку собрался — такой нарядный.

— Костюм купил. Для работы.

— Правильно. Людей по одёжке встречают. — Пётр Семёнович поставил рядом свою кастрюлю. — А что готовишь?

— Борщ. Ну, что-то вроде борща.

— Без свёклы?

— Свёклы не было.

— Тогда это не борщ, а так, похлёбка. — Пётр Семёнович засмеялся. — Ничего, и похлёбка сойдёт.

Постепенно кухня наполнилась людьми. Пришла Марья Кузьминишна с дочкой Ниной — девушкой лет двадцати, симпатичной, но застенчивой. Появился Николай Петрович — тот самый, что служил в медсанбате. Старик Василий Иванович притащил самовар — большой, медный, гордость всего барака.

— Чайку попьём, — объявил он. — У меня сахар есть, кто-нибудь заварку даст?

— У меня есть, — сказала Нина. — Настоящий, индийский. Мне на работе дали.

Керосинки шипели, в кастрюлях булькало, самовар гудел. Разговоры шли неспешные, о житейском — кто где работает, сколько получает, что в магазинах появилось.

— А Гошка вон заказы берёт, — рассказывал Пётр Семёнович. — Вывески рисует. Такие красивые, что люди специально посмотреть приходят.

— Это хорошо, — одобрил Николай Петрович. — Ремесло в руках — всегда прокормит.