Кто это «мы» — я мог только догадываться, однако перспектива того, что виновные уйдут от ответственности, а я и впрямь окажусь крайним, якобы возведшем поклёп на невиновных людей. Тут уже самому статья корячится.

Что ж, как вариант, можно в обход официального следствия принять соответствующие меры. То есть добиться от Гоши признательных показаний. Эта коза Якимчук пойдёт с ним прицепом, он должен и её сдать. Каждый должен получить по заслугам.

Сотников не ошибся. Вернувшись домой, обнаружил в почтовом ящике повестку приглашающую меня завтра к 16 часам к следователю Нуждину Олегу Борисовичу, в кабинет №18. Бардаков со мной общался в 16-м, значит, через дверь.

Повестку приходится показывать завотделением, по ходу дела объясняю Гольдштейну, что прохожу свидетелем по драке, очевидцем которой стал, вот, нужно будет дать какие-то показания.

Нуждин оказывается целым майором, при этом довольно улыбчивым и, на первый взгляд, даже добродушным.

— Присаживайтесь, Арсений Ильич… А ведь это вы сочинили про оперов, верно? Как там… «На спящий город опускается туман, шалят ветра по подворотням и дворам…», — довольно фальшиво пропел он. — Я её дома на магнитофоне слушаю.

Кабинет майора был обставлен чуть получше капитанского, правда, цветов на подоконнике не имелось, у Бардакова хоть и полудохлый, но кактус стоял.

— Что же вы, Арсений Ильич, на невиновного человека напраслину возвели? — продолжал следователь, положив на стол ладони с ухоженными ногтями. — Георгий Вешняков со всех сторон по месту учёбы характеризуется положительно, папа — директор крупного предприятия, а вы зачем-то решили всё представить, как нападение с попыткой вашего убийства и захвата принадлежащего вам транспортного средства. Зачем вам это нужно было?

— Вы в своём уме, товарищ майор?! Вы вот сюда посмотрите! Это я, по-вашему, сам сделал?

Я расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и продемонстрировал уже начавший желтеть опоясывавший шею кровоподтёк. Нуждин поморщился.

— Ну, Арсений Ильич, свидетелей же нападения не было. Ваше слово против слова Георгия Вешнякова… И его знакомой, которую вы зачем-то тоже сюда приплели. Откуда вы её вообще знаете?

— Оттуда, что она была подельницей Вешнякова, — устало вздохнул я. — Я так понимаю, на вас надавили и заставляют

Майор откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами с ухоженными ногтями по оргстеклу, покрывавшему полированную столешницу. Я выдержал его, казалось бы, даже немного сочувствующий взгляд, и он поджал губы, как беззубая старушка.

— Послушайте, товарищ Коренев… Пока ещё товарищ, — уточнил он. — Давайте всё решим по-хорошему. Вы забираете заявление, а мы не станем заводить дело по ложному обвинению.

И вот же ведь, сука, смотрел на меня так, словно бы я и впрямь всё это придумал из головы, словно бы он не знал всей правды, и не получал от руководства приказа спустить дело на тормозах. Вот же мразь!

— Заявление я забирать не буду, — тихо, но твёрдо сказал я. — И вы прекрасно знаете, что Вешняков виновен, но приходится отрабатывать команду, поступившую сверху. Я-то, наивный, всю жизнь думал, что такое понятие, как честь мундира — для советской милиции не пустой звук. К сожалению, я ошибался.

Лицо майора пошло пятнами, глаза налились кровью, а ноздри раздулись, как у быка, увидевшего перед собой красную тряпку. Упёршись руками в стол, он даже привстал со стула, потянувшись ко мне, и моё обоняние уловило запах табака.

— Что. Вы. Себе. Позволяете?! — выделяя каждое слово, процедил следователь.

Верхняя губа его при этом приподнималась, демонстрируя пусть и желтоватые, но крупные и крепкие зубы. Натуральный волчара.

— Что ВЫ себе позволяете? — глянул на него исподлобья я. — И раз уж вы не можете — вернее, не хотите добиться правды — я это сделаю сам. И вы мне помешать не сможете. Разве что попробуете посадить меня в каталажку. Нет? Тогда я попрошу подписать мне пропуск, у меня ещё дела.

И он подписал. Правда, на прощание буркнул, что это не последняя наша встреча, и одарил таким взглядом, что я невольно поёжился.

Жаль, что Вешнякова-младшего не в нашу больницу положили. Так мне было бы легче до него добраться, и поговорить по душам. Но в Первую градскую можно пробраться, особенно мне, врачу, ещё и кардиологу. Нужно только придумать причину, по которой я окажусь в кардиологическом отделении.

Тем же вечером я гостил у Лебедевых. Обсуждали приближающееся бракосочетание, грядущий переезд, до которого оставалось не так уж много времени, что ещё нужно успеть сделать, в том числе договориться с арендой теплохода. Сергей Михайлович на этом направлении уже провёл кое-какую работу, пообщался с администрацией речного пароходства, и даже продемонстрировал мне цветной буклет, рекламирующий приписанные к судоходству теплоходы.