— А я здесь тебя подожду. Устала я…

Илья согласно качнул хвостом и потрусил прочь — заставив прижаться к стенке хозяина, возвращающегося в избу с обширной корзиной в руках.

Я с трудом удержала улыбку: ну да, богатырю, привыкшему, что ему все дают дорогу, в голову не пришло посторониться, давай дорогу человеку. А что сам он нынче пес — так это такие мелочи, право слово!

— Вот, прими матушка, за лечение, не побрезгуй! — поклонился хозяин. — Чем богаты…

Улыбку мою как ветром сдуло. Я покачала головой, отказываясь от подношения:

— Не ушла болезнь еще — только отступила. Буду дальше думать. А плату свою убери пока. Позже пригодится.

Помрачневшие было от моих слов муж с женой снова посветлели лицами, а я прикрыла глаза, потому что смотреть на горящую в их глазах надежду было страшно.

Илья вернулся где-то минут через сорок — и всё это время дети спали, а их бедные хозяева не знали, чем мне угодить. Появился мрачный, глянул на меня виновато — и у меня сердце упало.

Распрощавшись с хозяевами и пообещав явиться, как что-нибудь придумаю, я поспешила туда, где ждал меня Булат.

От избы Еремы Печника — до околицы, оттуда мимо людей в огородах, провожающих Премудрую взглядами, до опушки, вот приметный куст, где мы “приземлились”, когда прибыли сюда.

Где Булат?!

Так. Еще раз.

Вон околица, вот опушка, вот приметный куст и даже рытвины от конских копыт.

Где. Мой. Конь?

— Илья, — растерянно позвала я того, кто понимал в местных реалиях.

(Хорошо, все же, что он перекидывается теперь сразу одетым. Хотя и немножко жаль, но большей частью хорошо. Хотя рубашка все же могла бы материализовываться отдельно…)

Богатырь усмехнулся:

— Да учуял твой Булат, что табун деревенский тут в лесу, на полянах неподалеку пасется. Табун, а там — кобылы…

Ага. Ага.

Я, конечно, рада, что хоть кто-то из нас хорошо проводит время, но…

— БУЛАТ! — от моего рявка лес вздрогнул и затих. — Булат, мать твою, кобылу, встань передо мной как лист перед травой!

И пока я думала, что мне добавить к этим волшебным словам — “а то хвост оторву!” или “а то гриву выдерну!” заклинание подействовало.

В землю бахнуло копытами, и дрожь разбежалась окрест, отозвалась шелестом листьев на деревьях, а богатырский конь загарцевал рядом, выражая готовность служить хозяйке сей же час всеми возможными способами.

— Булат. — Уже привычно ухватила я скотину за челку. — Булат, ты знаешь что такое “исчерпать кредит доверия”?

Судя по виноватому взгляду, буланый хоть таких слов и не знал, но чисто на интуитивном уровне суть ухватывал.

— Виноват! Не повторится! Увлекся!

— Хватит! — рыкнула я, обрывая покаяние. — Подойди уже куда-нибудь, чтобы я влезть на тебя могла, орясина здоровенная!

Илья, который втихомолку посмеивался сзади, дожидаться, пока Булат выполнит указание, не стал: р-раз, обхватил меня ладонями за пояс — и я уже боком сижу на коне.

Два — и до того, как я успела перекинуть ногу и сесть удобно, богатырь взлетел в седло сам, нашел ногами стремена, деловито поправил меня, как куль с картошкой, и вуаля: он — в седле, а я у него на коленях!

— Илья, я так не поеду! Илья, я при прыжке точно убьюсь!

— Не боись, хозяйка, — влез желающий выслужиться конь. — Богатырю тебя угробить никак не можно — он зарок служить дал, так что в лучшем виде довезу!

И пока я судорожно искала опору (раньше за таковую хотя бы поводья выступали!), Булат отступил пару шагов назад, подобрался и “А-а-а-а-а-а-а-а!” — заметалось над лесом мое честное мнение о происходящем, не оформленное в матюки сугубо от нехватки дыхания.

(А вовсе не потому, что мне стыдно перед богатырем!).

Премудрое подворье встретило ласково: твердой опорой и возможностью стоять на ней своими ногами.

Не дожидаясь, пока Илья меня ссадит, я соскочила на землю, независимо отряхнулась и пошагала во двор.

А и уже войдя в кольцо частокола, спохватилась.

— Булатик…

Конь всхрапнул и попытался попятиться, но где там, Илья — это вам не слабосильная горожанка, у него из ручищ узду поди, вырви. Так что оба замерли передо мной, поглядывая настороженно.

— Булатик… а что это ты там так долго делал?

— Так ведь… это… — растерялся богатырский конь.

— Это, это, — подбодрила я скотину. — Говори, Булатик. Я слушаю.

— Так ведь… кобыла… в самой поре…

Мне сделалось дурно.