Всего в гарнизоне умерло более 60 человек, и ещё свыше трёхсот оказались на больничных койках. Добрая половина гарнизона хотя и не покинула строй, но практически утратила боеспособность.

— Чёрт побери нас совсем! Парни массово мучаются животами — если испанцы сейчас пойдут на штурм, они возьмут нас тёпленькими — возмущался майор Ирвинг, командовавший на Северных укреплениях одной из батарей.

— Господа похоже положение наше безвыходное — заявил полковник Уайт, руководивший фортом королевы Шарлотты. — Испанцы поставили ещё 8 бронированных плотов, и теперь, кажется, намерены усилить их кораблями своего флота. Кроме того, как я успел заметить, они устраивают перед плотами мощные боновые заграждения, так что фокус с большими брандерами и десантными шлюпками, очевидно, больше не сработает.

— Если этот яд действительно накапливается в человеке, то мы скоро умрём — или от жажды или от мышьяка — добавил Хэмилтон.

— Неужели на всём полуострове нет ни одного источника воды? — возмущался молодой Торнтон.

— Тысяча чертей, капитан! — раздражённо отвечал ему О’Хара. — У нас нет времени разбирать всякие фантастические версии. Если у вас есть такое желание, идите и полазайте по кустам. Если, конечно, вас не смущает, что предыдущие тысячи человек за более чем тысячу лет ничего здесь не нашли!

— Так, а что говорил этот русский насчёт молока? Может быть это противоядие поможет нам? — произнёс Торнтон, сам понимая, что хватается за соломинку.

— У нас на весь Гибралтар было две коровы — мрачно ответил губернатор. — Одна уже подохла, другая при последнем издыхании. Восточный склон усеян павшими козами — ведь никто даже не подумал их спасать!

На Совете воцарилась уныние. У всех в голове вертелось слово «капитуляция», но никто не решался произнести его вслух. Наконец губернатор гулко хлопнул ладонью по столу:

— Ну что же, — тяжело поднимаясь, резюмировал О’Хара. — Похоже, мне одному придётся платить за разбитые горшки. Сейчас уже почти три, и мне надо поспешить навстречу с нашим русским гостем. Полагаю, мы все понимаем, что мы должны сделать. Не так ли, господа?

Похватав двууголки, офицеры покинули собрание, избегая испытующего взгляда губернатора. Вслед за ними и сам О’Хара, накинув плащ, снова отправился на мол.

Русское судно уже ждало его у причала, прямо под массивными укреплениями Королевского бастиона

«Символично» — невольно подумалось губернатору. — «Могучий сорокапушечный форт ничего не может сделать с этой скорлупкой. Дипломатическая неприкосновенность. А ещё она стоит слишком близко — пушки нельзя склонить на такой угол!»

Стоявший на моле Кутузов приветствовал его улыбкой.

— Вы не представляете, как я рад видеть вас, сэр! Итак, вы готовы сообщить ваше решение?

— Моё решение вы, я полагаю, уже знаете сами — скорбно произнёс О’Хара. — Но прежде чем я сообщу вам, что мы готовы капитулировать, ответьте мне, сэр: неужели вам не противно то, что вы теперь делаете? Отрава — самый недостойнейший способ добиться своей цели, оружие интриганов и мерзавцев. Как вы можете, сэр, участвовать в этом дьявольском предприятии? Ведь это же так низко!

Михаил Илларионович внимательно слушал губернатора Гибралтара, и чем горше были его слова, тем ярче расцветала на чувственных толстых губах русского сладчайшая, как вест-индийская патока, улыбка.

— Скажите, сэр Чарльз, а известно ли вам, при каких обстоятельствах этот полуостров стал английским? Нет? Ну так позвольте освежить вашу память. — тут губернатору показалось, что в улыбке русского посланника появилось вдруг что-то неприятно-змеиное. — Это было в 1704 году, во время войны за испанское наследство. Англо-голландская эскадра отправилась на завоевание Кадиса, но не решилась подступиться к этой мощной крепости. Один из флагманов эскадры — вице-адмирал Джон Лик — предложил захватить Гибралтар. Командовавший объединенной эскадрой адмирал Джордж Рук хорошо знал, что Гибралтар с сильным гарнизоном неприступен, но войск там практически не было, запасы продовольствия были на исходе. Адмирал решил, что взятие Гибралтара будет равноценно захвату Кадиса, и высшее начальство закроет глаза на нарушение приказа. В общем, англичанам нужен был успех, — успех любой ценой.

3 августа, в пять утра корабли англо-голландской эскадры начали бомбардировку Гибралтара, которая продолжалась шесть часов. Большей частью ядра попали в жилые дома, убивая ополченцев и горожан. Из-за обстрела из города начался массовый исход женщин, стариков и детей. Они решили искать убежища в монастырях расположенных рядом с городом.

У подножия северного мола Рук высадил отряд морских пехотинцев в количестве 1800 человек под командованием кэптена Вайтекера. Укрепление охраняли всего лишь 50 ополченцев, и испанцы решили отступить, предварительно взорвав мину. Тем не менее, Вайтекер взял бастион и находившийся рядом монастырь Нуэстра Сеньора де Европа. Разозлённые потерями, моряки накинулись на женщин, прятавшихся в ските, подвергнув их побоям и изнасилованиям.

Однако, несмотря на падение одного из укреплений, Гибралтар не сдавался. Взятие одного форта не было смертельно для обороняющихся, ведь оставалась ещё главная цитадель. И вот в полдень 3-го августа испанцы получили новое послание союзников, в котором те требовали безоговорочной капитуляции, угрожая в случае неповиновения полностью уничтожить жителей Гибралтара и начать с тех, кто попал к ним в руки в монастыре Нуэстра Сеньора де Европа. Поскольку у оборонявшихся там находились матери, жёны, сёстры и дочери, гарнизон потребовал согласиться на условия союзников, и испанцы подписали почётную капитуляцию, и испанцы с развёрнутыми знаменами и под барабанный бой вышли из Гибралтара. Злополучные женщины из монастыря также были отпущены,