Шрифт:
Эренцию нахожу в гостиной, бледную и потрясенную. Она сидит, неотрывно глядя на пламя в камине и, кажется, дрожа. Лидия сидит рядом с ней, словно переживая, что Эренция может что-то натворить.
Я киваю Лидии и отпускаю, давая понять, что справлюсь тут.
— Ты как? — подхожу к сводной сестре Адалии и присаживаясь в кресло напротив.
Она поднимает на меня заплаканные глаза, обнимая себя руками. Ее платье, кажется, еще больше повисло на ней, а на щеках блестят слезы:
— Я... я правда ничего не знала, — всхлипнула она. — Мама... она всегда говорила, что ты неизлечимо больна, и мы все деньги тратим на твое лечение. А я злилась… Дура… Все думала, как ты мне надоела со своим вечно бледным лицом и жалостливыми глазами.
— Я не могу сказать, что безоговорочно верю тебе, — вздыхаю я. — Ты никогда не пыталась вступиться за меня, а иногда и сама прибавляла мне проблем.
Она закусывает губу и отводит взгляд. Тонкие пальцы впиваются в ссутуленные плечи.
— Но и доказательств, что ты хотела меня убить…
— Я не хотела! — порывисто восклицает она и хватается за мою руку. — Хотела избавиться от тебя, сплавить подальше, чтобы не терлась под ногами. Но…
— Думаю, нам всем нужно время, чтобы прийти в себя, — говорю я. — Ваш нанятый экипаж отвезет тебя в трактир. Завтра будет непростой день: к тебе придут из полиции. Уж извини, иначе никак.
В глазах столько страха и безнадеги, что мне приходится напоминать себе, сколько неприятностей Эренция доставила Адалии. Никогда не думала, что вот так просто могу простить, но если сейчас все легко сойдет ей с рук, боюсь, урока вынесено не будет.
— Но если будет совсем плохо… пиши, — все же говорю я.
— Правда? — в ее голосе столько надежды, что у меня щемит сердце.
Может, не такая уж она и плохая, просто запуганная и задавленная матерью. Или… прекрасная актриса. Время покажет.
Когда скрывается в темноте экипаж Эренции, Арион обнимает меня со спины.
— Я передал своим, чтобы они сопроводили ее, —- шепчет он мне на ухо.
— Спасибо, — отвечаю я и кладу свои руки поверх его.
— Ты была великолепна сегодня, — щекотя мою шею своим дыханием, произносит Арион. — Я не мог оторвать от тебя взгляда.
Хмыкаю и поворачиваюсь к Тардену лицом:
— И когда это? Когда тебя большую часть бала не было?
— Когда ты плавно и величественно передвигалась между столами, — усмехается он, пропуская между пальцев выбившийся из прически локон. — А мне приходилось наблюдать за теми взглядами, которые бросали на тебя эти богачи.
— Арион, — фыркаю я. — «Эти богачи» в своем большинстве беднее тебя.
— Да, но пафоса в них гораздо больше… Я же видел и слышал. Сначала они с таким предубеждением и пренебрежением все рассматривали и пробовали…
Я закатываю глаза и обвиваю руками шею Тардена.
— Расскажи мне, ага… Только прежде вспомни, как ты смотрел на меня и как разговаривал в то утро, — произношу я.
— Ты мне этого никогда не простишь? — он касается своим лбом моего. — Я… не признавался в этом даже себе. Но Ринг слишком ярко отреагировал на тебя. Это было странно. А вкупе с тем, что я мало что помнил, пугало. Как будто ты хотела приворожить. Мне показалось, поставлю тебя на место, и все кончится.
— Нет. Я тебе это еще долго вспоминать буду. Будешь отрабатывать свою вину, — ехидно улыбаюсь я, хотя тоже ведь ничего не помню. — С завтрашнего дня.
— А можно, я начну уже сегодня?
Наши губы встречаются в нежном поцелуе, который постепенно становится более страстным. Его руки скользят по моей спине, притягивая ближе, а мои пальцы путаются в его волосах.
Арион неожиданно подхватывает меня на руки, и я невольно вскрикиваю от неожиданности, ещё крепче обвивая его шею руками. Тяжелые складки бального платья шуршат, но Тарден, кажется, этого даже не замечает.
— Держись крепче, — шепчет он, и по его губам скользит искренняя, но жутко хитрая улыбка, которая провоцирует.
Я прижимаюсь щекой к его груди, слушая размеренное биение сердца, пока он несет меня по коридорам. Шелк корсажа платья приятно холодит разгоряченную кожу, но там, где меня касаются его руки, словно разгорается пламя.
Я могу противиться дальше, могу делать вид, что все еще обижена на него. Я все еще помню наш уговор о том, что мы обсудим мой переезд куда-то там к нему, хотя это рушит все то, чего я так долго добивалась. Могу возмущаться и спорить.
Но… не хочу. Хочу, чтобы этот день оставил не послевкусие удачного бала и не отдающее горечью воспоминание о том, что я разобралась с мачехой. Я жажду тепла, душевной близости и… возможности поверить, что вместе со второй жизнью мне дали шанс снова полюбить и найти того, кто… не предаст.
А истинность… Кто ее знает, что это такое.
“Считай это изысканной приправой к и так отлично приготовленному блюду”, — отвечает на мой мысленный вопрос Ранна, а я ей улыбаюсь. Улыбаюсь себе.