– Я организовала схватку за Право Истинного. Ты теперь официально претендент на трон, сынок, и до поединка к тебе никто не предъявит претензий. Таков закон! У тебя нет реальных соперников, Элррик. С твоим уровнем никто не сможет тягаться. Ты победишь и станешь королем. Это твой шанс. Это НАШ единственный шанс.

Элррик медленно покачал головой, его кулаки всё еще дрожали от ярости. Всё, что она говорила, звучало разумно, но каждое слово резало душу. Она видела в этом план, тогда как он видел лишь цепочки разнообразных вероятностей. И большинство этих цепочек оканчивались его гибелью.

– Дамирр... Перед смертью он сказал мне, что привязал корону к выбору дочери. Он сделал так, что Лиана будет иметь решающее слово. Он дал ей страховку! Мать, ты понимаешь?! – в голосе Элррика прорезались нотки отчаяния, а глаза сверкнули яростью. – Эта сучка запросто может задрать лапу и помочиться на все твои планы.

Лицо Торры на мгновение исказилось, и ее глаза полыхнули гневом. Она не знала этого и сжала зубы, в который раз проклиная покойного короля. Нужно будет предупредить Касарра об этом факте. Казалось, ее голос стал еще более ледяным:

– Этот самодовольный глупец обрек народ Лунории на хаос. Но я решила и этот вопрос. Лиане недолго осталось жить. Я гарантирую это. К тому же, если она появится на поединке, то будет обязана либо принять победителя как свою пару, либо предложить своего претендента, которого ты одолеешь. Ты понимаешь, Элррик? Дамирр своими действиями дал дочери страховку, но и обрек ее на то, чтобы согласиться с незыблемым правилом Права Истинного. Она будет вынуждена либо принять тебя, если ты победишь, либо потерять избранного, отказаться от власти и… умереть.

Элррик медленно выдохнул, чувствуя, как ярость начала затухать, уступая место холодной решимости. Он не хотел признавать, что мать могла быть права, но у него не оставалось другого выхода. Торра всегда права. Это его шанс и путь к власти. Всё, что оставалось, – идти до конца и не оборачиваться.

Тишина повисла в комнате, и только тяжёлое дыхание Элррика заполняло ее. Он медленно поднял голову, взглянув на мать. В ее глазах был холодный блеск удовлетворения.

– Усиль контроль на границе обитания кланов. Брось все свободные силы на поиски королевы, – холодно приказал Элррик, слизывая кровь, что сочилась из порезов на ладонях после разрушенной мебели. – Не упусти Лоррентию. Я не позволю ей снова исчезнуть.

Торра кивнула, ее лицо вновь стало безмятежным, будто ничего и не произошло. Ее спокойствие внушало ужас. Она была готова на всё ради его будущего, и Элррик начинал понимать, насколько далеко это всё зашло.

– Ты правильно мыслишь, сынок, – сказала она, ее голос вновь стал ласковым и мягким, словно ничего не случилось. – Всё это ради твоего будущего.

Оборотень молча отвернулся. Взгляд скользнул по бутылке, лежавшей на полу среди беспорядка. Подняв ее, он сделал еще один глоток, чувствуя, как алкоголь разливается по венам, затуманивая сознание. Этот глоток был горьким, но он принес кратковременное утешение. Это будущее, о котором мечтала мать. Но в этом будущем виделось так много теней, залитых жертвенной кровью. И канцлер понимал, что эти тени становятся его частью. Он, возможно, стал тем, кого боялся больше всего, – тем, кто ради власти готов пожертвовать всем. И теперь, стоя среди разрушенного кабинета, он осознал, что обратного пути уже нет. Еще месяц назад он бы принял правоту матери о том, что в поединке за Право Истинного у него нет соперника. Однако зуд в тех местах, где разряд молний молодого ликана, покрытого черной шерстью, прочертил на его коже смертоносный узор, намекал, что теперь это не так.

***

Вот уже почти месяц Лоррентия с дочерьми жила жизнью обычной волчицы, получив приют у гостеприимной старушки в одном из многочисленных поселений центральной части Лунории. После того как она избежала гибели, королева обсудила текущую ситуацию с Элиасом. Опасаясь новых покушений на свою жизнь и жизнь дочерей, волчица решила не рисковать, пробиваясь через кордоны в клан покойного мужа. Они договорились затаиться на время, прикинуться переселенцами, попавшими в непогоду и потерявшими в пургу свои вещи. В деревеньке, находившейся в неделе пути до границы, их и приютила одинокая волчица по имени Ливиана.

Ливиана по рождению полукровка. Ее отец был человеком, который некогда организовал в этой небольшой деревушке пекарню. Будучи человеком с добрым сердцем, он научил соседей искусству выпечки, а его хлеб пользовался большой популярностью в ближайшем городе. Мать Ливианы была волчицей, которая так и не смогла адаптироваться к жизни среди людей и ежемесячно оборачивалась, чтобы сбегать в лес, оставляя девочку на попечение отца.

Ливиана, в отличие от своей матери, предпочитала жить в людской форме и за всю свою жизнь лишь несколько раз принимала волчье обличье по настоянию матери. Когда отец умер, а мать не вернулась после очередного полнолуния, Ливиана осталась одна и вынужденно взвалила дело отца на свои плечи. Женщине пришлось несладко, но соседи не оставили ее, помогали, чем могли. Она продолжала печь хлеб, а староста деревни организовывал перевозку выпечки и реализацию в городе. Годы шли, и погруженная с головой в работу полукровка не заметила, как незаметно подкралась старость. Волчья кровь отталкивала от нее женихов со стороны людов, а человеческая сущность вынуждала чистокровных оборотней воротить нос. Одиночество стало для Ливианы привычным образом жизни до момента, когда поздно вечером в щербатую дверь ее дома постучали.

Лорра представила Элиаса как своего старшего сына и рассказала хозяйке печальную историю о муже, погибшем в метели, когда они пытались пересечь горы. Она описала его как храброго волка, который до последнего защищал семью, прикрывая детей и жену своим телом, пока не замерз насмерть. Легенда была печальной, но убедительной, и Ливиана охотно в нее поверила. Как полукровка Ливиана не могла унюхать отсутствие связи крови между Элиасом и девочками, и потому она без сомнений приняла их в свой дом.