Потрясения для меня сегодня не закончились. Дома я даже делами не успела заняться. Пришла Данка и с порога упала на колени. Сговорились они?

— Ульнааааа! — с порога прорыдала Данка.

Начинается! Этой что надо? Мы не ссорились, она меня ни в чём не обвиняла.

— Прости! Прости за ради великих богов, за ради деток моих, бедняжечек! — Данка, довольно быстро, поползла ко мне на коленях.

На всякий случай я встала с другой стороны стола — не нравится мне этот концерт. Я девушка молодая, трепетная, не так давно переселение душ пережила, еле-еле от алой ленты избавилась. Не надо меня странным поведением пугать! С Гринкой хоть понятно, за что она извинялась, а Данка с какого перепуга обтирает подолом сарафана мои полы?

— Помнишь, хозяйство твоё порушили? Знаю я, чьих рук дело.

Подумаешь, какой потрясающий секрет! Я тоже знаю, только доказать не могу.

— Встань, — грубо сказала я. — Встань и рассказывай, раз уж пришла каяться.

Савва навестил моих соседей днём. Принёс большой кусок жирного мяса, сладости детям, Данке отрез ткани на рубаху. Щедрое подношение. На праздники столько не всегда дарят. Посидел, попил взвара, обсудил со Степом погоду.

— Сказал, мол, орехов в лесу много в этом году, чего не собираете? Пошли бы сейчас, до вечера много наберёте. Только, мол, не спешите, куда вам торопиться.

Соседи, конечно, понимали, что Савва отправляет их не просто так, но гостинцы отработать согласились. Взяли детей, и все вместе пошли за орехами.

— Поленницу тоже он поджёг?

— Он. Видела я его в ту ночь, через наш двор шёл. Только не думала, что жечь будет, решила — напугать тебя пришёл Савва. Петли-то на двери Степ по его указке смазал, чтобы не скрипели. Знала бы, что он красного петуха запустит — заголосила бы на всю улицу. Ведь чуть всех не спалил, спасибо великим богам, что вовремя потушили.

То есть, если бы Савва в самом деле пришёл меня пугать, Данка бы не напряглась? Подумаешь, молоденькая Ульна поседела за одну ночь на полголовы, заикается и нервно хлопает ресницами! Какие мелочи! Что, ещё и голова трясётся? Не иначе — во сне с лавки упала.

— Почему ты вдруг решила признаться?

Данка умоляюще сложила руки:

— Совесть меня, неразумную, замучила. Я же завидовала тебе с первого дня. От постылого жениха избавили — а меня за Степа силком выдали. Батюшка отходил кнутом, чтобы не вздумала возражать. Хочу — не хочу, отдали замуж и всё. У меня любимый был, долго по нему слёзы в подушку лила. Даже, когда он женился, всё не могла забыть, какие слова он мне говорил.

Я вздохнула. Будешь тут плакать, когда тебя, как вещь, отдают и забирают. Ещё и лупят для профилактики.

— Приданое тебе дали — у меня и половины такого не было. Свой домик. Сама себе хозяйка, ещё и не боишься никого! Прости, Ульна, виноватая я перед тобой.

— Прощаю, — сказала я. — Всё, иди, полдня прошло, а я ещё ничего не сделала.

Данка потопталась на месте, вздохнула, поправила на голове платок:

— Дык не всё сказала-то, — призналась она.

— Ещё есть? Когда только успела! Ну, говори, чего уж.

— Гусей твоих и курочек хохлатых, которые с жёлтыми пёрышками, муж мой съел. Я не знала, правда! Чем хочешь поклянусь. Помнишь, он по осени в поле жил несколько дней? Далёкое больно поле, каждый день не находишься. Вот там и слопал. А я, когда то перо увидела, стала его расспрашивать. Он отнекивался сначала, а потом признался.

— Тогда ты мне не сказала. Зачем сейчас говоришь?

— Прощения же прошу, так уж за всё сразу чтобы. Степ пошёл в храм, перед жрецом каяться.

— Ой! Неужели и его совесть замучила? — поразилась я.

— Не его — меня, — призналась Данка. — Сказала: или сам идёт, или я всё расскажу. За такие-то грехи великие боги по голове не погладят.

Ты бы, милая, раньше об этом подумала, когда за орехами пошла. Вы же практически меня сдали — позволили Савве разгромить мой дом. Потом — поджечь мои дрова. Степ подождал, убедился, что в Савву не ударила молния, и с чистого неба на его голову не прилетел камень, и пошёл воровать мою птицу. Чего стесняться, если у Саввы прокатило?

— Прощаешь? — напомнила Данка. — Хочешь, я за твоей скотиной буду смотреть? Как за своей буду, ты не думай. Или сыры твои делать помогу, посуду помою, ещё чего. Только прости меня, дуру глупую. Зависть мне глаза застила.

Не для того ли ты пришла, соседка, чтобы набиться ко мне в помощницы? Или в самом деле решила покаяться? Наверное, тяжело жить, каждую минуту ожидая кару великих богов.

— Я про тебя не сплетничаю никогда, плохого не говорю, — добавила Данка. — Бывает, бабы спросят — не колдуешь ли ты, часом. Так я честно отвечаю — чего нет, того нет. Никогда не видела и не слышала.

— Кстати, — вспомнила я. — А зачем ведьмы по полю голыми бегают?

— Понятно — за чем. Подружек своих ищут, таких же ведьмачек. Выйдет в летний день в поле, цветов наберёт, венков наплетёт, а потом разденется — и давай по травушке бегать. Если рядом ведьмачка окажется, та к ней. Как только сарафан с рубахой скинет — так сразу и понятно, что одного поля они ягоды!