К шахте мы подъезжали в строгом боевом порядке. Впереди шла БМП. За ней — два пикапа. У пулеметов стояло по бойцу. Все напряженно смотрели вперед, готовые открыть огонь при любом подозрительном движении.

Въехав на стоянку перед основным зданием шахты, транспортные средства рассредоточились. Бэха встала посередине, прямо напротив массивных, заваренных толстыми полосками стали, ворот, а пикапы разъехались по флангам. Все орудия направились в сторону входа в лифтовый зал.

Когда я вылез наружу из десантного люка БМП, то сразу почувствовал запах разлагающихся тел, именно тот, о котором говорили местные жители.

Значит все-таки не соврали, пронеслось у меня в голове. Что-то угрожающее затаилось за этими замурованными воротами. И это что-то ждало новых гостей, а точнее новый обед. Каким-то глубинным чувством я ощущал присутствие аномальной твари. Чувствовал ее голод. Ее неуемное желание убивать.

Раньше со мной такого не случалось. Я прислушался к внутренним ощущениям и еще сильнее убедился, что мне это не показалось. Нечто внутри меня прямо-таки оглушительно кричало, что в шахте очень опасно и мне не стоит туда спускаться.

Но, какими бы ни были мои внутренние ощущения, задача должна быть выполнена. Отступать на самом последнем этапе было не в моих правилах.

Два бойца вытащили из кузова одного из пикапов пару баллонов: один с пропаном, другой с кислородом. Подтащив их поближе к воротам, они подсоединили шланги и закрепили на их конце газовый резак. Один из бойцов вернулся в пикап, а второй остался у дверей. С минуту он стоял прислушиваясь. Оглянувшись, наконец, на Коршунова, боец получил подтверждение командира и включил резак. Один за другим падали на землю тяжелые стальные полосы. Через четверть часа ворота были освобождены. Осталось лишь открыть их заржавелые створки.

Здесь повторилась та же операция, что производилась и на лесопилке, с той лишь разницей, что Ярцев, наученный горьким опытом, был наготове, чтобы в случае чего быстро сорвать трос с буксировочного крюка бэхи. Хотя, мне кажется, для БМП не составило бы особого труда вырвать эти ворота с корнем.

Боец, который освобождал дверь от стальных полос, вернулся в машину. Баллоны же остались у дверей. Если что их можно будет использовать в качестве дополнительных поражающих элементов.

Пикапы развернулись задом к зданию и отъехали подальше, пулеметы в кузовах развернулись в сторону входа. Все бойцы были на своих местах. Все были готовы встретиться с тем, что таилось за воротами законсервированной много лет назад шахты.

Взревел движок БМП и трос натужно натянулся. Дверь, заунывно заскрипев, начала открываться. Черный, постепенно увеличивающийся, проем был похож на медленно открывающуюся пасть неведомого чудовища.

Когда ворота отворились достаточно широко, БМП резко остановилась и подалась немного вперед. В этот же момент Ярцев скинул трос с крюка и забрался внутрь боевой машины. Та, снова дернувшись назад, отъехала метров на сто от ворот и замерла. Площадь перед шахтой погрузилась в напряженную тишину, нарушаемую только звуком холостых оборотов двигателей.

Время шло, из ворот никто не показывался, и надо было принимать решение о дальнейших действиях. Бойцы в БМП искоса поглядывали на Коршунова, а тот, в свою очередь — на меня.

— Если там что-то притаилось, нужно его спровоцировать, — спокойно сказал я. — Другого выхода я не вижу. Бой в любом случае лучше принимать здесь. На нашей территории.

Коршунов кивнул, достал из разгрузки светошумовую гранату и полез из десантного люка. Это было неверное решение. И я это отлично знал. Все остальные бойцы это тоже понимали. Командир, от которого зависят жизни его солдат, не должен первым лезть на рожон. Но Коршунов был именно таким: он всегда шел впереди своих бойцов, постоянно находился на острие атаки, в самой гуще боя. Здесь я был бессилен. Указывать что-то в такой ситуации командиру гарнизона — делать только хуже.

Но тут раздался молодой зычный возглас:

— Степан Иванович, разрешите мне?!

Я оглянулся на голос: это был тот же самый боец, который срезал с ворот стальные полосы.

— Вы уж извините, но я быстрее вас бегаю, а вы точнее меня стреляете. Лучше прикройте меня. — И боец решительно протянул руку к гранате.

Брови Коршунова нахмурились. Ну все парень, сидеть тебе на «губе», пронеслось у меня в голове. Взгляд командира быстро скользнул по другим бойцам. По их глазам было видно, что все они так или иначе поддерживали своего товарища по оружию. Командир нужен был им живым и здоровым. Коршунов забористо матюгнулся и отдал гранату юному выскочке. Но, судя по взгляду командира, похода на гауптвахту тому было не избежать. Если выживет.

Боец широко улыбнулся и выскочил в задний десантный люк. Коршунов и еще пара бойцов вылезли на броню и вскинули автоматы, чтобы, в случае чего, прикрыть товарища. Я почувствовал, что Степан Иванович дополнительно заготовил какое-то мощное заклинание, связанное со стихией огня.

— Гаврилов, давай там без самодеятельности! — крикнул вслед бойцу Коршунов. — Ближе пятидесяти метров не подходить! Бросил гранату — и обратно!

— Так точно, Степан Иванович! — улыбнувшись, крикнул боец и быстро побежал к открытым воротам.