Было ли его решение предательством или чем-то иным — судить не нам. Но я убил его без сожалений, когда этот ублюдок, чуть почувствовав силу, кинулся на меня с выращенным из рук клинками. Наконечник из человеческой кости продырявил ему живот, затем несколько раз грудь и размозжил череп с еще не до конца сформировавшейся маской. Возможно, он хотел убить меня ради своих друзей, ради общей цели. А может, он банально не смог справиться с силой и властью, которую я ему подарил.

Безумие или благородство заставили пойти его на столь отчаянный поступок — тайна, впитавшаяся в огромное озеро алой крови, разлитое под моими ногами.

Пылающие в погребальном огне трупы не пахли запёкшейся кровью. Палёное мясо и жжёные волосы — вот что отравляло воздух едкой вонью.

Кровь покойных я забрал себе, когда люди Зико осматривали раненых и находили умерших. Им она больше не нужна, а нам еще пригодится.

Хоть эта битва и была выиграна, однако чувствовался запах поражения.

Огромная куча, в которой древесина была смешана с телами воинов, полыхала ярким светом. Огонь жадно пожирал всё, что попадалось на его пути, и отбрасывал в сторону обугленные кости вместе с искрами, словно слизав всё мясо он утрачивал интерес и тянулся своими пальцами в высь, к самой верхушке, где его ждал сладостный кусок — Норок, брат Зико.

Сам Зико стоял рядом со мной и с хрустом на зубах всматривался в разгорающийся огонь. Острый меч покоился в ножнах, руки — за спиной. Он сжимал кулаки с такой силой, что ногти вгрызались в кожу, и даже здесь, стоя от мужчины в одном шаге, я слышал сладковатый привкус меди, появляющийся на его ладонях.

— Я должен поблагодарить тебя, Инга, — нарушил молчание Зико. — Нам пришлось биться бы до последней крови. За нашими спинами — наш дом. И мы не имели никакого права дать кровокожам разнюхать дорогу к нашим семьям. Вы спасли наши жизни, Инга. Спасибо!

— Мне жаль твоего брата, — сказал я, накинув маску сострадания.

— Он умер человеком. Это его выбор. И не каждый человек решится на такой поступок. И только истинный муж вправе распоряжаться своей жизнью, даже в объятиях смерти.

В свете яркого огня поблёскивали лица мужчин, окруживших погребальный костёр. Среди них стояли Дрюня и Осси с абсолютно пустыми лицами. Где-то вдалеке, среди деревьев прятался от обжигающего пламени Хейн. Тело раздувшегося уродца, разум семилетнего мальчика, тронувшего раскалённый утюг. Но пробегая глазами по траурной процессии, я искал совсем другое. Я искал её. Бэтси. Огромная женщина стояла за спинами мужчин, всматриваясь в языки пламени. Стена из мужчин в кожаных доспехах ничуть ей не мешала наблюдать за происходящим. Огромная голова с оскалом кривых зубов возвышалась над мужскими лицами и поглядывала сквозь огонь в мою сторону.

— Эта Бэтси, кто она такая? — спросил я у Зико.

— Её отец умер в лесу от лап зверей, а мать не пережила роды. Огромный ребёнок практически разорвал бедную женщину, продирая себе путь наружу. Мы зовём её «голодная Бэтси», но под голодом мы не имеем пристрастие к еде. Она вечна голодна на сражения. Голод крови. Он всегда рвётся в бой, даже тогда, когда в этом нет нужды.

— Она очень сильная.

— Очень.

— Она чуть не убила меня.

— Действительно? — Зико глянул на меня искоса и загадочно улыбнулся. — Этим «Чуть» измерять длину лезвия, которое она погружает в тело врага, неправильно. Ты либо мертв, либо жив. Если бы хотела — убила бы.

Мне было не до смеха, но я сумел выдавить на лице улыбку.

— Это я не захотела её убивать. Её спасло моё любопытство, не более.

— И ты хочешь услышать, как наши клинки с лёгкостью пробивают вашу броню?

— Да.

Зико издал нервный смешок. Веки мужчины медленно опускались и также медленно подымались, словно втирая набегающие слёзы в сухие от жара глаза. Губы искривились в попытке что-то сказать, но тут же поджались, словно мысль автора была утеряна. Зико подбирал слова. Происходящее вокруг нас было тяжёлым испытанием.

— Я даже и мысли не мог допустить, — сказал Зико, поглядывая на Бэтси, — что когда-то буду разговаривать с кровокожим без меча в руке. А уж вести разговор о нашей тайне… для меня это немыслимо. До сегодняшнего дня. И именно по этой причине я готов был умереть в твоих силках, но унести тайну с собой. Вам бы пришлось убить Бэтси, но кажется мне, что её топоры искромсали бы вас в пыль.

В коротком молчание можно было услышать потрескивание брёвен, неразборчивые перешёптывания и тихие молитвы, срывающиеся с губ мужчин. Зико сложно было решиться на столь ответственный шаг, но он решился.

— Бэтси, кода была маленькой, откусила палец кровокожу. Наверно, она была первым человеком, кто вступил с этими ублюдками в неравный бой. Формально, конечно же. Она тогда даже не понимала, что происходит вокруг. В тот день бедную девочку, как и многих других детей, вывели на центральную площадь крохотной деревушки и выстроили в ровный ряд перед прибывшими на осмотр кровокожами. Когда над её головой повисла ладонь, затянутая в кровавую корку, Бэтси не побрезговала попробовать её на вкус. Оттуда и пошло — голодная Бэтси. В тот день кровокожи допустили роковую ошибку — оставили её в деревне, девочка еще была слишком юна. Весть об откусанном пальце быстро разлетелась по округе и вскоре дошла до нас. Мы разыскали ребёнка и увезли прочь. Приёмная мать даже не спросила: куда и зачем. Отдала нам девочку и закрыла перед нами дверь, не попрощавшись.