Так дело не пойдёт! Я быстро подбежал к своим друзьям, пуская алую гладь под ноги людям. Моя ловушка — мои правила. Люди так и застыли с оружием в руках; кто-то с занесённым мечом над головой, кто-то с опущенным к земле, а кому-то Очень повезло, ведь Осси не просто отбила его меч, воительница уже готова была проткнуть ему грудь; острие из застывшей крови упиралось в кожаный доспех мужчины.

Дрюня прикончил последнего кровокожа, отрубив тому голову с третьего удара. Когда всё закончилось, мы осмотрели поле боя. Всюду клубилась пыль, лес быстро наполнился мычанием застывших людей и ором раненых.

— Что будем с ними делать, Червяк? — спросил Дрюня, закидывая секиру на плечо.

— Очень хороший вопрос. Убивать не станем, они для нас безвредны. Но нужно расспросить, какого хуя тут вообще происходит.

— Зачем?

— Затем, что та огромная баба, — я ткнул пальцем в раздробленное дерево, где уже и не было той самой бабы. — чуть… меня не убила…

Стоявший рядом Хейн неожиданно взвыл от боли. Разбухшее тело содрогнулось, руки принялись хлестать и бить воздух рядом с нами. Я и Осси успели отбежать, Дрюня отлетел. Воин в гнилистом доспехе сразу же вскочил на ноги, схватил секиру с пола и бросился на Хейна.

— Стой! — взревел я на Дрюня.

— Он с ума сошёл! — гнев и обида рвали Дрюне глотку.

— Это не он!

Это была та огромная баба. Сучка подобрала свои топоры и кинулась на Хейна. Использовав его тучную, залитую складками спину как лестницу, она взобралась ему на спину и лупцевала топорами голову. Хейн пытался сбросить её, схватить за ноги, он даже попытался раздавить её, врезавшись головой в дерево. Но всё без толку. Огромная баба поочерёдно била топорами, использую лезвия как крюки, вгоняя их глубоко вплоть и удерживая своё тело на спине монстра.

— Червяк, нужно кончать эту жабу!

— Нет…

— Тогда завалим Хейна? — в глазах Дрюни не было и капли сомнений. Лунная поверхность его белков блестела азартом, как если бы где-то рядом светило солнце.

— Никого мы не будем валить, — настоял я.

Под вопли Хейна я подошёл к застывшим людям. Три десятка глаз внимательно уставились на меня, двигаясь в глазницах в такт моим движения.

— Послушайте меня, — сказал я застывшей толпе. — Мы не причиним вам вреда! Мы друзья! Прикажите этой женщине, — я вскинул руку и указал пальцем на жирную бабу, оседлавшую Хейна, — остановиться! Иначе мы её убьём, и вас!

Их рты и глаза были свободны. Толпа могла смотреть, толпе разрешалось говорить. В толпе нашёлся смельчак. Мужской голос раздался где-то с задних рядов.

— Почему мы должны вам верить?

Голос принадлежал молодому человеку средних лет. Я вошёл в толпу и двинул вперёд мимо людей, словно прогуливался в музее среди прекрасных статуй. Говоривший мужчина застыл в позе готовящегося прыжка. Видимо, он хотел прыгнуть на Осси и в полёте обрушить ей на голову лезвие своего огромного меча. Кожаный доспех был весь покрыт царапинами и залатанными дырами. Он не носил перчаток, кожа на ладонях усыпана шрамами, оставившие проплешины на волосатой коже. Голубые глаза, острый нос и тонкие губы над крупным подбородком с десятком шрамов, как свежих, так и давно заживших. Мокрые от пота волосы лежали на его огромных плечах грязной тряпкой.

Я убрал прядь слипшихся волос ему за ухо и сказал:

— Потому что вы еще живы благодаря нам.

Смельчак хотел отвернуть голову, но этого не хотел я. Смотря мне в глаза, он проорал:

— Это ловушка! Мы вам ничего не расскажем!

Их страх мог почувствовать даже ребёнок.

Густой пот разил зловонием жалости и презрения. Да, они сопротивлялись, но жалкие попытки хоть чуть-чуть пошевелить руками или дёрнуть пальцами лишь обостряли чувство страха. Они смыкали веки, стряхивая пот, льющийся в глаза со лба, и неразборчиво нашёптывали себе под нос какие-то слова, когда моя фигура становилась за их спинами. Скорее всего они молились. Я бы поступил так же.

Я прогуливался между живых статуй доблестных воинов и наслаждался их ужасом. Кровавая паутина из тысячи крохотных сосудов обвивала их ноги и медленно поднималась к груди, затекая во все поры на коже. Внедряясь в бурный поток горячей крови, несущейся по венам этих бедняг. Где-то вдалеке на влажно траве, залитой кровью, лежали их друзья и выли от боли. Многие статуи, которые я обходил, мечтали сейчас быть на их месте. Орать от боли, но быть свободными перед страхом смерти. Единственная их надежда — жирная баба, сумевшая оседлать Хейна и кромсать топорами его опухшую от избытка крови голову. Опасности для моего ручного монстра нет никакой. Вспоротая плоть в миг заживала, а попавший в кровь яд в миг нейтрализовался. Хейн испытывал боль, несомненно, но его вопли лишь обостряли и сгущали атмосферу смерти, нависшей над головами воинов.

— Прикажи этой бабе остановиться, — сказал я молодому мужчине, у которого, в отличии от остальных, яйца были явно на своём месте.

Я говорил спокойно, не проявляя агрессии, и даже не запугивал. В этом не было никакого смысла. Обходя мужчину, я специально прижимался к нему так, чтобы мой уродливый плащ, сотканный из корчившихся в немой агонии безумия двух десятков лиц, опутывал ему ноги и гладил вытянутые для прыжка руки. Чтобы он видел сухие губы, шепчущие прощения и молитвы.

— Ведьма, — сорвалось с его губ так резко, что мне показалось, будто он подавился. — Мы ничего тебе не расскажем.